Старые раны
Шрифт:
Кресу показалось, что в его взгляде на мгновение мелькнул призрак демона, который выходил из Шкурного дома в злополучный вечер их побега, но постарался не подавать вида.
— Да уж… — тяжело вздохнул Малахой в бороду. — Хорошее времечко они выбрали… И ты… До вас там вести совсем не доходят?
— Какие вести?
— Такие, — сплюнул шляпник в костер. — Нет, больше Приюта.
— Как? — спросил травник после непродолжительного молчания.
Как?! Что значит «нет больше»? — разом завертелось в голове у Креса. Он уже решил, что северянин просто
— Захвачен, сожжен, а пепел тайн и знаний рассеян по ветру, — хмуро проговорил Малахой. Посох он все так же крепко сжимал в побелевших руках.
* * *
Тут момент, когда сознание вернулось к нему, отпечатался еще более смутно, чем в мгновение, когда оно покинуло его в туннелях. Крес даже был готов поклясться, что непродолжительное время он был мертв и… видел там что-то. Но стоило закопаться слишком глубоко в мысли, как голова начинала нестерпимо болеть, и он отбрасывал эти образы. Не до них было.
Когда смог привести мысли в порядок, то сразу узнал комнату, в которой очнулся. И человека, который ходил за ним и выносил ночной горшок, тоже — такого не забудешь. Громадная, черная туша по-прежнему возвышалась за своим рабочим столом и отрывала кусок угля от бумаги только тогда, когда Крес начинал стонать от нестерпимой, стыдной нужды.
К вечеру к нему за ширму заглянул и Джехил со своей малышней. Чумазые мордашки выглядывали из-за плеча цирюльника.
— Где Ада? — в лоб спросил его Крес вместо приветствия и попытался встать, но Джехил быстро уложил его обратно.
— На соседней койке, не волнуйся, — улыбнулся он как-то криво.
— Она все это время была здесь?! — изумился Крес и вновь принялся ворочаться, но цирюльник остановил его одним движением.
— Ты только хуже сделаешь. Спит она, и тебе бы лучше поменьше дергаться. Ребятишкам пришлось приложить тебя пару раз, а то ты совсем обезумевший был, когда они нашли тебя — одного чуть не загрыз. Ты оказался на этой койке не иначе, как чудом — иного слова я подобрать не могу. Так что лежи и поменьше болтай. А то к кровати привяжу и скажу моему черному другу, чтобы кормил тебя с ложечки.
Крес послушно улегся и замолчал. Цирюльник шепнул негру пару слов и быстро удалился. Как бы Кресу того не хотелось, подняться и последовать за ними не получилось — ноги его не слушались. Он уткнулся лицом в подушку и пролежал так до глубокой ночи. Когда в комнате затих даже стук угля, Крес, превозмогая головокружение, вылез из-под одеяла и на карачках, рискуя остаться лежать на ледяном полу до утра, выполз из своей конуры и наощупь прокрался под тяжелое полотно — к соседней койке. Он ничего не видел перед собой, но ясно слышал дыхание и тянул вперед руку. Наконец, нащупал свежую простыню и сразу же наткнулся на тонкую, прохладную ладонь. Узнал ее с первого прикосновения.
Он
Утром очнулся уже на своей койке. Привязанный к постели.
* * *
Помимо беспризорников и обычных клиентов, которым надо было стричься, бриться, рвать зубы, пускать кровь и делиться новостями, к ним приходили безутешные женщины. Мальчишки старались. Крес глядел в потолок и слушал, как шуршали бумажками, без конца всхлипывали и бормотали что-то. Научился на слух понимать, удалось ли им найти потерянных родственников или нет, оказалось несложно.
Так он считал дни, пока силы постепенно возвращались к нему. В те короткие моменты, когда Ада просыпалась и открывала глаза, Крес уже был рядом и старался поймать тот момент, когда она начнет говорить.
Но нет. Ее взгляд останавливался на его лице лишь на мгновение и плыл дальше, словно Крес был просто пустым местом. Она не узнала его. Даже негр вызвал у нее больше интереса, а уж полный дом ребятишек в особенности. Никакие разговоры не интересовали ее. Она часто плакала, сворачиваясь в клубок, особенно когда мальчишек не было рядом, и ее уже ничто не могло успокоить, никакие увещевания и теплые слова.
Для Креса все происходило, как в страшном сне. День ото дня.
Однажды он попытался взять ее за руки, но она только вскрикнула, отстранилась и зашлась истерическим плачем. Он пытался перекричать ее, но наткнулся лишь на отчаянный визг и затравленный взгляд, словно для нее он был чудовищем, которое пытается сожрать ее. Джехил с трудом оттащил его от койки. А мальчишки быстро задернули занавеску. Словно поставили точку.
Крес был раздавлен, чувствовал себя втоптанным в землю. Не верил, что так все и закончится…
Как-то вечером Крес опустился на стул напротив цирюльника. Он вместе с мальчишками начищал рабочие инструменты после трудового дня, особенно насыщенного зубами, слезами и кровью. Джехил густо смолил и что-то неразборчиво напевал себе под нос, пока точил бритву. Почти семейная идиллия.
— Джехил, давай без вертлявостей и недомолвок…
— Разве я когда-то?..
— Каковы ее шансы?
Цирюльник выпустил струю дыма:
— Она свихнулась, Крес. Увы, я не мозгоправ.
— Это где-то лечится?
— Мозги? Одно, может два места в стране.
— Где?
— Я бы не советовал. Они там сверлят дыры в черепе, опускают несчастных безумцев в ледяную воду, бьют электричеством — даже не спрашивай, что это. Нет места печальнее на свете, чем дом умалишенных.
— Может подождать?..
— Может быть, — пожал плечами цирюльник. — Вера — единственное, что остается отчаявшимся.
— Я еще не отчаялся, — сжал Крес кулаки.
— Хорошо, что ты такой оптимист. Но я насмотрелся на человеческое горе вдоль и поперек и могу констатировать — чудеса случаются, но крайне редко. Так что оптимизм мне по профессии не полагается. Хочешь правду?