Старые солдаты
Шрифт:
Рот Хоторна скривился от горечи, он знал, что это было совершенно несправедливо, когда он смотрел на возвышающуюся, освещенную луной черную громаду Боло. Это была не вина Лазаруса. В этом не было ничьей вины, кроме проклятых мелкониан. Мэри Лу Этуотер винила в этом себя. Он был уверен, что Лазарус тоже винил себя в этом. Но это была всего лишь одна из тех вещей, предположил он. Одна из тех проклятых, горько-ироничных вещей.
Он аккуратно закрыл бутылку и откинулся на жесткую местную траву, слушая, как она шипит и шелестит на ветру. Сквозь шум ветра до него донеслись слабые звуки машин. Они шли без остановок, днем и ночью, в течение пятидесяти трех дней, двенадцати
Его внутренние системы контроля повреждений и ремонта уже делали все, что могли; другие ремонтные пульты развернулись из автоматизированного хранилища на борту штурмовой капсулы после того, как он остановился точно в центре Лэндинга, в то время как почетный караул ополчения Джеффордса, наконец, забрал тело Мэйники из-под его опеки.
Боло не сказал ни слова. Он просто стоял там, следя оптическими головками за тем, как ополченцы и женщины уносили Мэйнику, а затем каждое из его уцелевших вторичных и третичных орудий поднялось в приветствии, прежде чем он снова пришел в движение.
Никто не был вполне уверен, куда направляется Лазарус, но они должны были догадаться, подумал Хоторн. Это было любимое место Мэйники. Она часто ставила здесь Лазаруса и сидела на вершине его главной башни, чтобы насладиться чужими звездами, лунным светом и морем. Теперь Лазарус стоял точно на том же месте, сопровождаемый механическими приспешниками, которые исправляли столько его повреждений, сколько могли.
Конечно, пока они не запустят свою промышленную инфраструктуру, полностью отремонтировать его будет невозможно. Простое изготовление необходимого дюраллоя было бы невозможно по крайней мере еще пару лет. Но Джеффордс, преемник Мэйники на посту старшего военного офицера колонии, поделился анализом Боло с Хоторном. Шансы были ошеломляющими - более 99,95 процентов, по словам Лазаруса, - что мелконианский транспорт, которому удалось последовать за ними сюда, был единственным кораблем, который знал, куда они отправились. Если бы существовал второй корабль, самое ближайшее время, когда он мог бы доставить другие военные корабли Псов обратно к Лакшмании, было бы, по крайней мере, через три стандартных года в будущем. К тому времени должен был завершиться ремонт доспехов Лазаруса, хотя это, вероятно, не имело бы значения, если бы мелкониане послали соответствующую оперативную группу.
Хорошо, что в этом случае логика Боло поддержала человеческую нелогичность, подумал Хоторн, откупоривая бутылку и делая еще один глоток. Потому что, независимо от того, произошло это или нет, нелогичность в конце концов восторжествовала бы. Он был уверен в этом.
Он фыркнул и снова сел, повернувшись, чтобы посмотреть на запад, подальше от моря. Он воображал, что может просто разглядеть очертания гор, но был почти уверен, что обманывает себя. Было слишком темно для этого, несмотря на луны. И все же ему не нужно было их видеть. Он чувствовал их, стоящих высоко и запутанно в темноте, барьер, который сделал именно то, на что надеялась Мэйника, разбив атакующие силы мелкониан, позволив ей расставить ловушку и вырезать их прежде, чем они смогли добраться до поселения. Совет уже объявил, что эти горы отныне будут известны как хребет Тревор, а их самая высокая вершина будет известна как гора Мэйника. На этой вершине круглый год лежал снег, несмотря на климат Индрани, и Хоторн почему-то счел
Потом был Кенотаф. Эскизы, которые видел Хоторн, были все еще предварительными, но все они включали возвышающуюся колонну в центре официального сада и таблички из дюраллоя, обращенные к ней, с перечислением имен каждого человека, включая персонал оперативной группы коммодора Лакшмании, которые погибли, чтобы колонисты добрались до Индрани и удержали ее. А на вершине колонны, откуда открывался вид на море, которое она так любила, стояла бы статуя Мэйники.
Ничто из этого не вернет женщину, которую любил Эдмунд Хоторн.
Он поморщился, наполовину злясь на себя за неоспоримую жалость к себе, вызванную этой мыслью. Он был не единственным человеком, который кого-то потерял. Черт возьми, почти все на Индрани потеряли кого-то, кого любили! Не говоря уже обо всех друзьях и членах семьи, которых они оставили навсегда, когда впервые отправились на "Кукурузное семя". И Мэйника надрала бы ему задницу, если бы увидела, как он сидит и лелеет ее память, как какую-то рану.
Он рывком поднялся на ноги и встал в прохладной темноте. Даже ни намека на покачивание, отметил он.
Хорошо. Вероятно, это означало, что он был не более потрясен, чем думал. Он кивнул сам себе, сунул бутылку в набедренный карман своих форменных брюк и направился к Лазарусу.
Немигающий красный глаз повернулся в его сторону, когда он приблизился. Он знал, что это одна из оптических головок Лазаруса. Когда он подошел ближе, внешние огни Боло включились сами собой - сначала тусклые, учитывая привыкшее к темноте зрение Хоторна, но становящиеся все ярче. Автоматизированным ремонтным роботам, работавшим над ним, конечно, не требовался свет, и Хоторн признал любезность Боло, предоставившего ему освещение.
Он обошел машину спереди, встав между Лазарусом и океаном. Мэйника объяснила ему, что это была позиция, которую обычай и вежливость требовали для обращения человека к Боло.
Зазубренные контуры разрушенного гласиса Лазаря возвышались высоко над ним, искривленные немыслимой яростью взрыва направленного синтеза, который, наконец, пробил в нем брешь. Свет, который Лазарус включил для него, безжалостно контрастировал с обломками и масштабом повреждений Боло, и Хоторн снова осознал, что мог бы пройти через зияющую рану в лобовой броне Лазаруса, даже не пригибая головы.
– Добрый вечер, Лазарус, - услышал он свой голос. Его голос прозвучал резко в его собственных ушах на фоне грохота прибоя и шипящего голоса ветра. Это был первый раз, когда он обратился непосредственно к Боло с момента смерти Мэйники.
– Я пришел извиниться, - резко сказал Хоторн.
– Я сидел там и возмущался тем фактом, что ты все еще жив, а Мэйника - нет. Глупо с моей стороны, я знаю. Это была не твоя вина. И даже если бы это было так, если бы ты тоже умер, Псы уничтожили бы Лэндинг. Но меня это возмутило. Глупо или нет, но я это сделал. И ты этого не заслужил.
– Нет необходимости извиняться, лейтенант, - сказал Боло через мгновение.
– Боло понимают горе и утрату. И мы понимаем это гораздо лучше, чем, как я иногда думаю, на самом деле хотели бы от нас наши создатели. Я тоже винил себя в том, что случилось с моим командиром. Я воспроизвел и повторно проанализировал информацию со своих датчиков за двадцать пять минут до ее смерти, пытаясь выделить данные, которые я должен был увидеть и на которые отреагировал. И все же я не нашел такой данности. Враг, убивший ее, просто был слишком хорошо замаскирован, чтобы кто-нибудь мог обнаружить его до того, как он выстрелил.