Старый добрый новый мир
Шрифт:
Я дернулась было, хотела наплевать на все запреты и сказать, что цела, но его уже довольно сильно ударили прикладом в висок. Мой муж свалился рядом со мной, как мешок картошки, упал явно на раненую руку.
Но тут и меня настигла тьма.
========== Часть 17 ==========
Я очнулся рывком, как и всегда. Жжение в плече не проходило. Пришлось задышать чаще, а с губ само собой рвалось тихое признание:
— Я ничего не знаю…
Они снова придут, придут, а я даже не могу никуда деться! Вскочив, я рухнул на колени, почти не чувствуя ног. Двигалась только правая рука, вместо левой была лишь посиневшая
Со скрипом открылась дверь. На моссадовце не было чалмы, как и всегда, лишь темная форма.
— Я ничего не знаю! — втянув голову в плечи, я прикрыл затылок работающей рукой. — Пожалуйста, не надо, я ничего не знаю, ничего, не надо больше… — тихий металлический лязг заставил меня жалко скулить: — Не знаю, не знаю, не знаю, пожалуйста!..
А правда ли я не знаю? За этим лязгом всегда следовала боль, это вот я знаю. Забил озноб, дрожь пробирала до костей, стучали зубы. Сказать бы — и пристрелит. Сказать бы — и все кончится. А он знает, что я знаю, иначе давно бы убил меня, а не держал столько времени, не пытал бы. Но я не помню, знаю ли я!
Дверь снова скрипнула. Еще один. Начальство. Когда приходит начальство, мне приходит пизда. Опять добела раскаленная проволока, перебитые суставы, и все, что я могу:
— Я ничего не знаю, — повторять, как мантру, — я ничего не знаю, — на русском, они понимают, — я ничего не знаю, — униженная дрожащая просьба оставить в покое, не мучать больше, — я ничего не знаю…
Боли не было, а я ждал. Осторожно глянув из-под руки, я увидел только пустую комнату. Ушел. Не может быть. Сегодня у него выходной, когда он не бьет меня. Я дожил, блять, я прожил еще неделю! Скорее бы это кончилось… Надеюсь, он не придет поболтать. Он будет злиться, если я буду отвечать только, что ничего не знаю, будет лениво и наотмашь бить тыльной стороной ладони по щекам. Но это только к вечеру. Пожалуйста, пусть им уже надоест, пусть убьют меня!
Стоп.
Стоп.
Стоп.
Не та комната. Кровать, а не собачья подстилка в углу. Так жутко лязгающий поднос на столе. Я не в тюрьме Моссада. А пробуждение было похоже…
Тряхнув головой, я окончательно сбросил пелену забытого жуткого ужаса от цикличных пыток, доводивших меня до кататонии. Лет пятнадцать уже прошло, даже шрамы все я пластикой убрал. Больше никакой каленой проволоки и иголок под ногтями. Все хорошо. Надо взять себя в руки.
Аккуратно приподняв футболку, я прищурился, разглядывая торс. Вот тут, под правым нижним ребром был ожог размером с ладонь, вонявший паленым мясом две недели. А сейчас гладкая кожа и маленький тонкий шрамик. Облегченно выдохнув, я прижался затылком к стене. Все мои войны закончены. Все хорошо. Можно успокоиться.
Помогая себе правой рукой, я встал, преодолевая слабость в подгибающихся коленках. Давай, Лева, ты ж мужик! Чего как баба тут всхлипываешь над призраками прошлого!
Стиснув зубы, я все же добрался до стола и рухнул на табуретку. Небогато, но надо съесть, а то так на ноги и не встану. Взяв дрожащими пальцами пластиковую вилку, я заметил зацепившийся за резиновый браслет часов светлый волос. Ох уж эти мне волосы, как бы Вера их ни собирала, а они везде, как ФСБшники.
За спиной раздался
Ее больше нет.
Осознание шарахнуло по голове, как кувалда. Ноги подломились, я рухнул почти ничком, еле успев выставить локоть. Уткнувшись лбом в пол, я вдыхал запах сырости, пыли и безысходности.
Маленькая, теплая, ласковая Вера. Ревнивая, невинная, любимая девочка, бормочущая во сне латинские названия. Стеснительная, красивая, нежная, открытая. Сколько времени я был без сознания? Ее хоть кто-нибудь похоронил?
Свернувшись в позу эмбриона, я раскачивался и тихо подвывал, горчило в глотке. Убить бы их. Всех. Но есть ли смысл? Мою Веру это уже не вернет, а без нее у меня нет сил. Нет сил даже себя с пола поднять. Она мое маленькое все.
По максимуму расслабив плечи, я резко повернул голову к потолку. Хрустнуло, заболело, но шея цела. Плохо. Откусить себе язык и подавиться им тоже не выйдет — сил не хватит.
Приподнявшись, я нашарил на столе вилку. Изо всех сил воткнул ее себе в левое запястье — дырки остались, но кровь выступила лениво, мало, будто уже свернувшаяся.
За спиной снова заскрипело. Убить хотя бы одного и нарваться на расстрел было бы неплохо.
Перед моим лицом на колени опустилась женщина. Я безучастно поднял взгляд. Немудрено и с ума сойти, но почему из всех глюков именно тот, от которого больнее всего колет в груди?
— Прости меня, — просипел я, — позволил этим ублюдкам убить тебя.
— Все хорошо, — шепнуло видение, отбирая у меня треснувшую вилку, — никто меня не убил.
Я следил, как вилка откладывается на стол. Либо я совсем крышей поехал, либо причина жить дальше все же есть.
Осторожно, самыми кончиками пальцев я коснулся обтянутого джинсами колена. Вроде бы, настоящее. Но я ведь слышал выстрел, слышал, как она упала!
— Ты здесь? — жалобно спросил я, прижимая ладонь к теплому бедру.
Голова кружилась, чуть тошнило. Так хочется верить, что моя маленькая, моя хорошая…
— Да, — ее пальчики нежно коснулись моей скулы, потеребили кончик носа, — я живая, настоящая, я здесь.
— Правда?
Дождавшись уверенного кивка, я улыбнулся и прикрыл глаза, ластясь к ласковой ладони.
Стрельнула болью рука, скрипнула дверь. Рывком распахнув глаза, я увидел перед собой лишь занесшего руку для удара палача. Я заснул! Заснул! Но такой прекрасный сон — будто я уже не наемник, моя женщина со мной рядом, чудом воскресшая, такая красивая…
— Лева, Лева! — сфокусировав взгляд, я увидел ее. — Ты слышишь меня?
— Я ничего не знаю, — рефлекторно вытолкнули губы.
— Как тебя зовут? — меня потянули за плечо, посадили, привалив к чему-то спиной.
— Я не знаю! — зажмурившись, я ждал удара приподнявшихся рук.
— Посмотри на меня, — мягко попросил высокий голос, не менее мягкие ладони прижались к щекам. Я торопливо разлепил веки, чтобы не получить еще больше мучений за непослушание, — как меня зовут?
— Я ничего не… — мелко тряхнув головой, я прекратил делать три мелких вдоха за две секунды и вздохнул глубоко, полной грудью, глядя в ее встревоженные глаза. — Вера. Вера Николаевна Виктор. Иди ко мне.