Старый новый дом
Шрифт:
– Пока ты жив, они будут думать об этом. Ты ведь напоминание об их совместной жизни. И кому, если не тебе, они будут говорить об этом? Придется тебе терпеть, ты уже совсем взрослый мальчик.
– Я все понимаю. Просто самому не очень приятно вспоминать об этом всем.
– Зато мы начали хорошо общаться, когда они развелись.
– Ты считаешь, что это плюс?
– Отчасти.
– Разве что так, согласен.
– Что еще у тебя нового, помимо вечных семейных проблем?
– Ну, я закончил университет. Бегаю от армии, как могу. Долгое время я пил и пробовал
– А деньги откуда?
– А зачем деньги, если есть щедрые люди на этой земле?
– Мда.
– Да нет, порой я выходил на разные подработки. Охранником работал два дня, пару месяцев продавцом, время от времени грузчиком в ночь выходил, участвовал в инвентаризациях. В общем, скукотища. А деньги пропадали так же быстро, как и появлялись.
– Работать не пробовал?
– На постоянке? Нет. Еще на последних курсах я понял, что по специальности сложно что-то найти. Тем более, когда по всей стране самый большой выпуск за долгое время. Помимо того, что специалистов и так полно, их стало еще больше, да и такого качества, что страшно становится. А по другой специальности либо оплата не та, либо график убогий, либо начальство совсем уж вороватые подлецы.
– Тебе не кажется, что это твои капризы?
– Вполне возможно. Но то, что я не хочу делать – я делать не буду. А то, что мне нравится, увы, не приносит денег.
– Ты про свои рассказы?
– Какая ты догадливая.
– Ой, нашелся. Так ты еще пишешь?
– С переменным успехом. Пара-тройка рассказов в год будет. Остальное – попытки или мысли без сюжета. Все в стол. Публикаций никаких, потому что нет смысла. Нужны деньги и связи, а их нет.
– Не знаю, как там все устроено, но то что ты писал мне – это очень хорошо. Мне нравилось, что ты писал, – она улыбнулась, поставив стакан на пол.
– Еще бы тебе не нравилось! – я усмехнулся. – кому не понравится такое внимание к его персоне.
– Тем не менее, ты хорошо пишешь, – она отвела взгляд. – я помню, как ты написал рассказ о нас. Это был один из первых твоих рассказов. Ты подарил мне его на восьмое марта.
– Да. За пару месяцев до расставания. Как романтично, – я снисходительно выдохнул.
– Не причитай. Ты был романтиком. Я любила это в тебе.
– Мне нужно сказать спасибо?
– Нет, – она лукаво посмотрела на меня. – но скажи мне, ты любил меня?
– Любил? Вряд ли это можно было назвать любовью, скорее это было бездумное восхваление. Я создал себе кумира и хаял его. Я видел в тебе только хорошее и напрочь забыл о том, что есть я. Я не хотел ничего делать для нашего блага, я просто хотел постоянно тебя хвалить и воспевать. Это не было настоящей любовью. Это была гипертрофированная симпатия, – я перевел дух. – с тем же успехом мне могла понравиться Хлоя Морец, если бы она не отъелась. А ты просто отвечала на мою симпатию, вот и все.
– Ого! Даже так. Но тебе это не мешало говорить о возвышенных чувствах.
– Ты сама сказала, что я романтик. Порой романтики гонятся за эстетической составляющей, забывая о настоящих чувствах.
– А я влюбилась
– Очень интересно.
– А еще я иногда скучаю по тем временам.
– Расскажешь об этом Севе как-нибудь.
– Да ладно тебе! – с наигранной обидой сказала она мне. – разве ты ни разу не скучал по нам?
– Да, было дело. Но сейчас этого нет.
– Но ведь мы не чужие друг другу люди, – она вновь лукаво посмотрела на меня.
– Весьма спорный вопрос, – я коротко ответил и спешно добавил. – могу я сходить в душ?
В любом случае, солнце уже укатилось за горизонт, и у меня было время на то, чтобы привести себя в порядок.
– Оу, не торопись так, жеребец, – съязвила она.
– Ну так что, ты дашь мне полотенце?
– Да, конечно, – игриво сказала она и подошла к шкафу.
– Скоро буду.
– С нетерпением тебя жду, – сказала она и подмигнула.
– Ага.
Я ушел в ванную. Стоя под долгожданной теплой водой я вспоминал о тех временах. А можно ли было действительно назвать это любовью? Ведь я не видел никого, кроме нее, не мог без нее находиться и не думал ни о ком больше. Эти симптомы присущи любой зависимости, но любовь куда шире.
Любовь – это граничащий с паранойей, но все же осознанный выбор человека. Любовь не дает покоя, но вместе с этим, существуют и рациональные критерии, основываясь на которых действует человек. Это не полный отказ от собственного «я» и принципов. Это совмещение двух характеров, не ведущее, в конце концов, к общему разрушению. В любви хочется совместно творить и добиваться общих успехов. Любовь не может быть односторонней. Любовь – это результат совместно проделанной работы. Любовь не ограничивается одним лишь восхищением.
И любовь ни в коем случае не что-то возвышенное. Это бытовое, присущее всем людям, отклонение, идущее в ногу с желанием спариваться и боязнью одиночества. Любящие люди объединяются, ведут совместный быт. Все их общение строится на общечеловеческих нормах. Но вместе с этим появляется готовность жертвовать и уступать, но только на взаимных началах. А когда любви приходит конец, люди оставляют позади время. Именно в этом и есть разрушительная мощь любви.
Ангелине я был не готов уступать и, тем более, жертвовать. Мои чувства были заключены в рамках обычного поклонения. И вот, когда божество начало требовать от меня отречься от собственного мнения, я перестал верить. Начались ссоры, частое молчание, и в конце концов, получив клеймо «эгоист», я отправился в одинокое скитание. Любовь так не заканчивается, если заканчивается вообще.
Я оделся и вышел из душа. «Мыться и рассуждать о любви – мне что, четырнадцать?» – подумал я, но сразу же забыл об этом, когда увидел Ангелину. Она лежала на кровати в длинной футболке, едва прикрывающей ее тело. Это был кадр из нашего прошлого. Я на секунду задумался о том, что было тогда, но сразу же понял, что это гиблое дело.
– Думал обо мне, пока был в душе? – спросила она.
– Да. Думал, сильно ли ты расстроишься, если узнаешь, что я пролил немного воды на пол.
– А что такого?