Старый знакомый
Шрифт:
Когда Винкель вышел, Малинин обратился к Грейвуду:
— Ну, что вы скажете о свидетеле-мужчине?
Грейвуд снял с головы феску, бросил её на стол и, встав, произнёс подчёркнуто твёрдо:
— Господа, мы все — седые люди, полковники. Мы отлично понимаем друг друга. Если даже сам американский президент опознает меня как Грейвуда, я буду это отрицать! Бессмысленно тратить время на эти очные ставки, джентльмены!
— Да, я тоже так думаю, Грейвуд, — сказал Ларцев. — Мы действительно с первого момента прекрасно понимаем друг друга. Вот только одного я не могу понять: у вас в Чикаго семья — мать, жена, двое детей. Через несколько дней после того, как вас арестовали в Москве, в американских газетах был опубликован некролог.
— Некролог? — удивился Грейвуд. — О ком?
— О полковнике Джеймсе Грейвуде, погибшем при авиационной катастрофе. Вот американские газеты с этим некрологом, Грейвуд.
И Ларцев протянул Грейвуду газету.
Грейвуд с улыбкой прочёл некролог.
— Даже семьи вашей не пожалели, Грейвуд, — заметил Малинин.
— Вы любите свою мать? — спросил Ларцев.
— Очень, — ответил Грейвуд.
— Тогда прочтите: этот некролог убил вашу мать… — и Ларцев протянул Грейвуду другую американскую газету, в которой было опубликовано траурное извещение о смерти его матери.
Грейвуд судорожно схватил газету, прочёл извещение. Лицо его исказилось, он опустил голову.
В комнате было очень тихо, и только низкий бой башенных часов неожиданно донёсся с улицы и медленно расходился под потолком.
— Проклятье!.. Мерзавцы!.. — пролепетал Грейвуд.
— Я понимаю вас: мать есть мать, — тихо сказал Ларцев.
— Негодяи! Изверги! — с полными слёз глазами бормотал Грейвуд.
В этот момент в кабинет вошёл адъютант Малинина и шепнул ему:
— С прощальным визитом приехал генерал Маккензи.
Ларцев и Малинин переглянулись, а потом Ларцев снова обратился к Грейвуду:
— Среди лиц, подписавших некролог, ваш старый друг генерал Маккензи.
— Друг, будь он проклят! — воскликнул Грейвуд. — С каким наслаждением я плюнул бы ему в лицо!.. Ведь это он послал меня в Москву… Он!.. Я не хотел, поверьте…
— Я знаю, я всё знаю, Грейвуд, — ответил Ларцев. — Кстати, генерал Маккензи сейчас явился сюда с прощальным визитом. Он возвращается в Америку. Я могу устроить вам встречу с ним, если вы этого, конечно, хотите.
— Хочу!..
— В таком случае, сначала пройдём в другую комнату, — сказал Ларцев.
Грейвуд встал и вместе с Ларцевым вышел из кабинета.
Вслед за ними, в другую дверь, вышел Малинин, чтобы встретить Маккензи. Через минуту Маккензи и Малинин вошли в кабинет. Маккензи был в парадной форме, при всех регалиях.
Адъютант вкатил вслед за ними столик с вином и закусками. И в этот момент из другой двери в кабинет вошёл Ларцев.
— Здравствуйте, джентльмены! — весело сказал Маккензи. — Я всегда рад вас видеть.
— Мы тоже, генерал Маккензи, — ответил Малинин. — Прошу садиться.
— Если НКВД говорит — садитесь, как-то неудобно стоять… — усмехнулся Маккензи и сел к столу. — Коллеги, друзья, я хочу сегодня, под этим серым берлинским небом, видевшим нашу общую победу, выпить за братство по оружию, за дружбу, господа!
— Прекрасный тост, — произнёс Лардев.
Все выпили.
После небольшой паузы Малинин сказал:
— Генерал, самые лучшие тосты не могут ответить на ряд вопросов, возникших в последнее время.
— Какие вопросы, полковник? — насторожился Маккензи.
— Вы ссылались на то, что юноши и девушки, которые содержатся в Ротенбургском лагере, будто бы не хотят возвращаться домой.
— А что делать — они действительно не хотят, — ответил Маккензи.
— Однако некоторое время тому назад несколько юношей и девушек из Ротенбургского лагеря бежали и явились к нам, — продолжал Малинин. — Правда, по их показаниям, последнее время они находились под арестом в подвале какой-то виллы в Нюрнберге по приказанию полковника Грейвуда. И вот они удостоверяют, что заявление американских властей о нежелании заключённых Ротенбургского лагеря возвратиться на Родину не соответствует истине.
— Сомневаюсь, — протянул Маккензи. — Что же касается упомянутого вами полковника Грейвуда, то он скончался совсем недавно.
— Как вы сказали? — спросил Малинин.
— Я сказал, что он скончался. Умер в результате несчастного случая, о чём я весьма скорблю. Это был мой старый друг…
— Я могу вас утешить, генерал Маккензи, — улыбнулся Ларцев. — Полковник Грейвуд жив и здоров. Он арестован нашими органами безопасности в Москве.
— К сожалению, вы заблуждаетесь, — возразил Маккензи.
— Это вы заблуждаетесь, генерал Маккензи, — снова улыбнулся Ларцев. — Грейвуд арестован за шпионаж. Он приехал в Москву под именем иранского филолога, доктора Али Хаджара, и даже выступал на конгрессе хайямоведов с докладом о творчестве Омара Хайяма.
Маккензи покачал головой.
— Насколько я знал полковника Грейвуда, он был весьма далёк от поэзии вообще, и персидской в частности, — сказал он.
— Да, но иранский доктор Али Хаджар сам признался в том, что он — полковник американской разведки Грейвуд, и он, кроме того, утверждает, что в Москву его направили именно вы со специальным шпионским заданием…
Маккензи весело расхохотался:
— Этот доктор с равным основанием может утверждать, что он — последний русский царь и что в Москву его послал наш покойный президент Вильсон, ха-ха! Господа, меня, признаться, гораздо больше занимает другой вопрос…
— Именно? — спросил Малинин.
— Я хотел бы выпить ещё одну рюмку этой превосходной водки, джентльмены.
— О, пожалуйста, — радушно ответил Малинин. — На этой почве между нами не возникнет недоразумений. — И он снова налил в рюмки вино.