Стать человеком
Шрифт:
— Кто-то сказал, не помню, кто именно, — почти шепотом заговорил он, — что есть люди, которые с самого рождения отмечены печатью трагедийности. Видимо, я отношусь к числу таких людей.
— Это какой-то глупый мистицизм. Человек родится вовсе не для того, чтобы нести на себе печать трагедийности. Не думай об этом.
— Уже несколько часов подряд я думаю о том, где я, собственно, поскользнулся, где кривая моей жизни пошла резко вниз... Часто я внушал самому себе, что мою жизнь исковеркал отец. Тогда в душе у меня поднималась волна неприязни к нему, и я начинал проклинать его. Однако
Марика пошевелилась, подняла голову с подушки и шепотом попросила:
— Эндре, я не желаю тебе плохого. Мне трудно говорить об этом, боюсь, ты неправильно поймешь меня... но людям нужно верить.
— Я не могу им верить.
— Пойми, это необходимо, без веры невозможно жить. Вот и получается...
Оба снова замолчали. Марика чувствовала, что сейчас ей все равно не удастся убедить Эндре, потому что он находится во власти охватившего его отчаяния.
Утром, когда она уходила на работу и стала прощаться, Эндре показался ей особенно печальным.
— Я буду спешить домой, — пообещала она ему.
— Было бы лучше, если бы ты вообще не уходила.
— Нужно. Сегодня мы едем на хутор Илку.
— Это где же такой?
— По ту сторону Кевешда. Я тебе его как-то показывала, когда мы бродили по городу. Не помнишь? Он еще окружен большими тополями.
Эндре на миг закрыл глаза и мысленно представил себе то, что он видел тогда: длинное белое здание МТС, блестящее зеркало воды, обрамленное великолепными тополями, и прямая как стрела дорога, которая вела на хутор, а вдали, в лощине, защищенной со всех сторон холмами, и сам хуторок.
— А зачем вы туда едете? — полюбопытствовал он.
— Там есть птичник. Так вот птиц надо перевезти в более безопасное место.
— И когда же я тебя увижу?
— Не знаю. Я бы с удовольствием осталась дома, но не могу.
Они поцеловались так, будто расставались надолго. «Неужели так будет всегда? — мысленно спрашивала себя Марика. — Я ухожу, а он тайком наблюдает за мной из-за занавески, а потом весь день ждет моего возвращения...»
У ворот, укрывшись за забором от сильного ветра, Марику ждали девушки.
Погода снова испортилась, над холмами громоздились свинцовые тучи. Разлившаяся во всю ширь река была окутана молочным туманом. Лес в какой-то степени сдерживал порывы ветра, однако завывал он так же неистово.
Девушки двинулись вдоль кладбищенской ограды по узкой скользкой тропинке, которая вела к церкви. Оттуда была хорошо видна плотина и люди, работавшие там.
Марика внимательным взглядом окинула окрестности и почувствовала, как в груди больно сжалось сердце. Разбушевавшуюся реку сдерживали только две узенькие полоски земли, и если одна
Внезапно Марика остановилась и закричала:
— Девочки! Девочки, а мост-то?
Все мгновенно замерли и посмотрели в сторону моста, однако самого моста уже не обнаружили. От него остались только опоры да обломки настила.
— Вода снесла, — пояснила Кати. — Я думала, ты знаешь... Еще ночью.
Печальное зрелище расстроило девушек, и дальше они шли молча, стараясь не поскользнуться на тропе.
На центральной площади творилось что-то невообразимое: здесь собралось множество народа. Лейтенант Ковач едва успевал отдавать распоряжения: он направлял на наиболее опасные участки свежие отряды и группы, давая небольшую передышку тем, кто выбивался из сил. Вокруг него толпились офицеры и сержанты, которые о чем-то говорили, но Марика не слышала, о чем именно, так как ветер относил все слова в сторону.
Собственно, она и так знала, о чем они могли говорить. Уровень воды достиг в этот час критической отметки, и, если ее не удастся сдержать, все их усилия пойдут насмарку. Однако городские власти и военное командование все же надеялись на успех, так как и жители города, и солдаты, не щадя сил, боролись с разбушевавшейся стихией.
На площадке перед церковью стояли командир полка и несколько старших офицеров. Солдаты отдыхали, укрывшись от ветра за церковной оградой. Они пили горячий чай и шутили с девушками, которые тоже дожидались распоряжений.
Среди солдат Марика заметила группу патрульных с красными повязками на рукавах, а в их числе Анти Штольца. Она окликнула его. Услышав свое имя, он остановился и обернулся, сказал что-то товарищам и быстрым шагом направился к девушке.
Не успела Марика и рта раскрыть, как он забросал ее вопросами:
— Где Эндре? Что вы о нем знаете? Да говорите же!..
— Я... я ничего не знаю... — Девушка даже остолбенела от такого натиска. — А вы что знаете?
Юноша покачал головой и сказал:
— Его во что бы то ни стало нужно найти... пока не поздно...
Старший патруля, младший сержант с девичьими чертами лица, жестом показал Анти, что пора идти.
— Если вы его увидите, скажите, пусть не делает глупостей... Уговорите его, Марика... — Юноша еще что-то говорил, но грохот подъехавшего грузовика заглушил его слова.
— Второй взвод, по машинам!
Марика смотрела вслед удалявшимся солдатам и думала, что Анти, возможно, догадывается, где скрывается Эндре, но молчит. Потом подумала и решила: «Нет, ничего он не знает. Это все мое больное воображение. Откуда он может знать?..»
В этот момент и их группа получила задание.
— Десять человек направляются на хутор, — сказал Петер Ковач.
— А как туда добраться? Мост-то смыло...
— На лодках. — Лицо у лейтенанта было какое-то желтое и очень уставшее. — Где ваши девушки?
— Я их сейчас позову, — пообещала Марика, а сама не трогалась с места, выжидающе глядя на офицера.
— Я ничего не знаю, — тихо сказал Ковач, правильно поняв ее взгляд. — Боюсь я за него: не наделал бы глупостей!