Стать его тенью

Олешкевич Надежда

– Голубоглазик, дай сюда сумку, - потянулась за лямкой, до сих пор находящейся во рту птенчика.

Достала оттуда одежду, натянула штаны и уже взялась за рубашку, как снова стало плохо. Меня шатало из стороны в сторону. Деревья то приближались, то отдалялись. Звуки давили со всех сторон своей тишиной и громкостью одновременно. Большие пятна расплывались перед глазами: белое, серое, краснющее, даже синее с оранжевым и голубым. Они как маленькими капельками падали в воду и расползались вширь, а потом в обратной отмотке

видео пропадали.

Рубашка с трудом пролезла через голову. Она была как гигантский целлофан, который прилипал к рукам, а потом вообще уменьшилась до крошечной кукольной.

Посмотрела на пальцы, которые начали приближаться. Вместо них увидела пять маленьких змеек, торчащих из ладони и извивающихся. Они хотели укусить меня за нос и постоянно шипели. Я закричала со всей силы, но потом прикрыла уши руками, потому что это было слишком громко. Змейки задели мою щеку, двигались по ней, потом отдалились и скрылись из виду.

Вздохнула с облегчением, но вторая рука стала пропадать, рассыпаться на моих глазах. Маленькими песчинками падала на землю, сливаясь с ней. Придвинула ближе, а там только обрубленная конечность из которой хлещет кровь во все стороны.

Упала. От увиденного плюхнулась на землю и начала отползать назад, пока не наткнулась на что-то очень высокое и твердое. Оно двигается. Свисает сверху своими длинными белыми щупальцами и тянется к моим глазам, пытаясь проникнуть внутрь и завладеть мозгом. Я взлетела вверх, перевернулась и обратно вниз. Но не смогла дотянуться до земли.

Мое тело начало разрезать пополам что-то твердое. Ноги висели вниз и голова тоже. Но живот, он долго не протянет. Только позвоночник позволяет соединять две части тела и до конца не разделиться. Трясет, очень трясет. Вверх-вниз, влево-вправо. Я маятник, стрелочка на поломанных часах, которая дергается возле циферки шесть.

Зеленый цвет, он разливается подо мной одной массой. Вон там синие лягушки, а тут красные тапочки. Мне плохо.

Гул. А-а-а. Пчелы жужжат в моей голове. Их так много, уберите. Мотаю руками, но хватаю только воздух. Мошки не разлетаются. Они слева, справа, везде.

– Пожалуйста, - мой голос пропал в общем гуле.

Слишком много всего, остановите. Не надо. Больше не могу.

Спина горит. Там пылает пожар, жжет, печет, болит до застывшего крика в горле, сухих слез из глаз, последнего выдоха из груди. Огонь распространяется по телу и дальше вырывается наружу. Воды, хочу в реку.

– Пить, - одними губами проговорила.

Во рту было очень сухо. Губы слипались между собой и не хотели разжиматься, язык совершенно не шевелился.

Глаза закрыты, теперь ушли эти пятна. Лучше так.

– Это ландалум, - различила один из множества голосов в голове.

Подняла руку, чтобы ухватиться за этот голос, но снова схватилась за пустоту. Спина горит. Я больше не маятник, теперь настоящее бревно, которое надо толкнуть и

катить вперед. Поясница…

– У меня есть корень, - так близко, почти возле самого уха.

Подношу туда ладонь, но опять ни на что не натыкаюсь. Со мной играю в прятки? Начала махать руками, но сразу же их сковали по бокам, залили холодной сталью.

– Кира, открой рот, - голос, он рядом.

Пальцы на подбородке, они хотят оторвать мою челюсть. Я не дам. Ворочаю головой, пытаюсь кричать, но и ее заморозили, сковали железными пластинами. В рот что-то налили, горькое. Темнота…

Меня несут на плече. Руки покачиваются от размеренной ходьбы, вися вниз. Живот словно прибили гвоздями к позвоночнику и нету возможности нормально вздохнуть или пошевелиться.

Приподняла голову, а там только лес. Такой привычный, лиственный, светло-зеленый. Подо мной виден плащ, бордовый, знакомый.

– А, очнулась, - услышала тихий приятный баритон где-то сверху.

– Да, - протянула я, пытаясь понять, кому он принадлежит.

Тело болело, но все равно смогла сделать над собой усилие и приподняться, поворачивая голову.

– Лежи смирно, - нажали на мою спину, вызвав ужасное жжение в том месте. – Скоро придем.

Мои руки опустились вниз, я сжимала кулаки, щурилась и делала глубокие выдохи, пытаясь унять боль в пояснице. Что там такое? Почему настолько неприятно, что даже от воспоминания жжения настолько сильно трясет?

Когда все утихло, я снова повернула голову, не поднимаясь. А там… У него белые волосы. Короткие. Белые. Волосы. От одного понимания происходящего стало страшно. Где Рик? Почему именно он меня несет? Ведь даже ни разу не посмотрел, не ответил на приветствие тогда у костра. Почему он? Что вообще произошло? Ох, что-то не так. Может я выдала себя? Голубоглазик. Что с ним? Я его бросила одного посреди леса. Или не бросила? Помню только, что забрала из его клюва сумку, а потом вообще сплошное месиво из звуков, чувств, картинок и полного дурдома.

– Все? Здорова? – рядом прозвучал веселый, более мягкий голос.

Повернула голову, а там Драмен улыбается. Пригнулся немного, чтобы быть со мной наравне и смотрит вопросительно своими большими глазами.

– Не знаю, - скривилась я.

– Что такое? – услышала беспокойство в его голосе.

– Извини, - выдохнула пару раз. – Можно подержусь за твое плечо? Меня тошнить начинает.

– О, - удивился он. – Люм, стой.

Покачивание прекратилось, но голова до сих пор болела. Живот ужасно онемел, словно его совершенно не существует. Меня скинули с плеча, как настоящий мешок. Вот только когда падала вниз, думая, что сейчас больно столкнусь с землей, почувствовала, как меня словили. Теперь я уже лежала на руках у Драмена, который одной поддерживал мои колени, а второй взялся за спину в районе лопаток.