Стать Медузой
Шрифт:
ГЛАВА 28
Алексиос вернулся в лагерь с тяжелым сердцем.
Женщина, которую он любил, была монстром.
Нет, он думал неправильно. Она все еще была Медузой. Он слышал ее душу в ее голосе, хоть и не мог посмотреть на нее. И больше не сможет, ведь ужасная правда была перед ним.
Она была монстром, о котором они говорили. Он стоял у каменных статуй людей, которые пытались навредить ей. И хоть он должен был бояться,
Это делало и его монстром?
Все равно, если да. Она все еще была Медузой, которую он любил, и он сделает все, чтобы она была живой. Даже сразится с сыном Зевса, чтобы ей не пришлось иметь дело с гордостью героя.
Но как ему убедить Персея сдаться? Парень был одержим этим заданием, и дело уже было не в матери Персея. Ему было плевать на Данаю. Плевать на Алексиоса и даже Диктиса, который отдал жизнь, чтобы его сын вырос счастливым и здоровым. Он думал только о себе, о своей судьбе, написанной на звездах.
Медуза была права. Биться с этим было тщетно, но он собирался попробовать.
Алексиос прошел к их маленькому костру, его мутило. Он переживал, как пройдет разговор, но знал в сердце, что он не справится. И это было хуже всего.
Его юный подопечный сидел у костра с мечом Зевса на коленях. Сталь сияла силой солнца в свете огня. Персей глядел на меч, его глаза сверкали, словно он уже сражался и победил тысячу раз с этим мечом.
Может, так и было. Магия в мече могла показать ему времена, когда люди были не просто смертными. Когда люди сражались, выживали в бою. Без помощи богов.
Алексиос опустился у огня и возле Персея, смотрел на пламя.
— Не думаю, что это правильный способ спасения твоей матери.
Он слышал вдали сверчков, но не улавливал даже дыхание Персея.
— Я не остановлюсь. Я понимаю, что твое сердце мягче моего, друг. И это меня всегда восхищало в тебе. Но вряд ли ты видишь будущее ясно с этим мягким сердцем.
— Я вижу будущее достаточно ясно. Я вижу, что ты вырезаешь дорогу кровью и болью, не переживая из-за того, кому вредишь, — Алексиос мог соперничать с огнем своим пылом.
Персей решил, что у него было мягкое сердце? Алексиос был сделан из стали и железа, когда юноша только держал ее в руках.
Но сын Зевса не отступал от боя, даже если словами. Он склонился, опасно близко к огню и мечу.
— Что мне делать, Алексиос? Бросить мать в руках того монстра? Любить обычную женщину и не принять судьбу стать королем? Я — сын бога. В моей крови больше, чем простая жизнь.
— А что не так с простой жизнью? — Алексиос тоже склонился. — Ты смотришь на нас, которые хотят жить тихо, свысока, делаешь ненужные шаги, чтобы стать кем-то большим, чем ты был рожден.
— Я был рожден как сын самого Зевса! — крик разнесся эхом вокруг них, мог сообщить Горгонам, что кто-то был у их двери. — Он породил меня золотым дождем. Он выбрал меня для этого пути. Ты можешь отрицать советы Афины, сколько
Алексиос хорошо помнил сад. Он помнил богов и их холодные хитрые взгляды.
Голос Гесперии зашептал ему на ухо: «Мне жаль, что у тебя такой путь».
Она знала, кем была Медуза. Кем была Горгона, и что он найдет у основания горы Олимп. Они все знали, как он будет страдать, и что Медузу снова используют.
Может, его отец был прав годы назад. Она не была проклята богами, они не смотрели на нее. Боги отвернулись от Медузы и ее истории, но не по той причине, о которой думал его отец.
Алексиос отклонился и раскрыл ладони.
— Она просто женщина, Персей. Женщина, которую боги лишили счастья, ведь выбрали твою историю, а не ее. Кто мы, чтобы забирать ее жизнь, когда можем изменить историю? Ты мог бы дать ей совет, друг. Ты мог бы дать ей шанс жить.
— Жить? — Персей рассмеялся. Звук был жестоким. — Она — монстр, Алексиос. Ужасное существо, которое убило сотни человек взглядом. Мы оба видели каменные статуи по пути сюда. Они расставили их как предупреждение, но запомни мои слова. Она — не хорошая женщина, и она не заслуживает шанса жить.
Он мог все рассказать Персею. Мог объяснить, что знал Медузу, что вырос с ней. Вся история была на его языке, он хотел испортить мысли Персея о том, что тут творилось.
Но он вспомнил, что парень хотел быть героем. И он пройдет по всем на его пути.
Персею было все равно, была ли Медуза проклятой женщиной, которая пыталась жить. И ему было все равно, что ее сестры пытались спасти ее от судьбы хуже смерти, но их тоже прокляли.
Он услышит историю и рассмеется над глупостью женщин. Персей заявит, что они заслужили проклятие, и если Алексиос был не согласен с ним, то ему мешало мягкое сердце.
Алексиос смотрел на парня, который становился ужасным, и решил, что это был конец. Он не мог больше идти с человеком, который ставил всех ниже себя. Он уже десять раз отплатил Персею долг, и это была последняя капля.
— Дай ей неделю, — сказал Алексиос. — Я прошу лишь неделю.
— Зачем ты просишь такое? — Персей склонился и подобрал ветку. Он потыкал костер, но в его взгляде было что-то холодное и расчетливое. — Неделя — ужасно долго, чтобы просто сидеть у пещеры, полной богатств и Горгон, которых нужно убить.
— Неделя — не так долго. И мое мягкое сердце просто хочет дать женщине пожить еще немного, пока мы не убьем ее без предупреждения, — он не смотрел в глаза героя. Не мог.
Персей хорошо его читал, и он знал, если Персей увидит его глаза, герой поймет его план. Алексиос не мог показать это парню. Он отказывался.
— Неделя даст ей найти больше жертв. Что делать, если сюда забредет еще мужчина, желая быть героем, как я? Мы предупредим его, что даем ей жить еще неделю? — Персей бросил ветку в огонь с отвращением. — Неделя — слишком долго.