Статьи 1998-1999 г.
Шрифт:
Когда бригада Горбачева «открыла вены» экономике — позволила превращать фиктивные деньги в реальные, был разрушен потребительский рынок и финансовая система. Равновесие между доходами и товарной массой было грубо сломано (к тому же начался массовый и неконтролируемый вывоз товаров). Товары сдуло с полок, началась инфляция, опустела казна. Когда затем бригада Гайдара «впрыснула в вены» обязательные реальные деньги — попыталась превратить экономию в хрематистику с кровеносной системой монетаризма, наступил паралич («кризис неплатежей» и «отсутствие средств» с ростом баснословных богатств у тех, кто мог присосаться к артерии).
Этот паралич в рамках варианта «вперед — к рынку» устранить в принципе невозможно. Разорванная кровеносная система хозяйства — это бездонная бочка. Даже если в нее закачать все деньги Запада, они не оживят производство, а будут утекать обратно и оседать в западных же банках. Внутри России их остатки будут пропиваться на презентациях и тратиться на отделку мрамором всех бесчисленных контор. Никакой Сталин в рамках программы «вперед — к рынку» не мог бы заставить работать один тип экономики на крови совершенно иного типа. Восстановление хозяйства будет возможно, только если его организм «переварит» монетаризм, т.е. преодолеет вариант «вперед — к рынку». Но, судя по всему, в условиях открытости России (вступление ее в ВТО, следование программе МВФ) это невозможно.
Теоретически можно предположить, что построить в России рыночную экономику дополняющего типа (например, как в Бразилии) возможно, но лишь после полного, тотального разрушения всего старого советского хозяйства и выросших на нем социальных систем (жилищно-коммунальной, транспортной, здравоохранения и т.д.). Но это означало бы гибель большей части населения, что связано со слишком большим риском и для «демократов», и для их покровителей на Западе.
Движение вперед — к рынку, даже подслащенное, должно было бы преодолевать нарастающее сопротивление подавляющего большинства общества. Это противоречит главному принципу рынка (свободный контракт) и, таким образом, теоретически ведет не к рыночной экономике, а к умиранию общества или революции. Для реализации такой программы без насилия возможностей у реформаторов нет. Использование насилия почти наверняка поведет к войне, а это уже другая тема.
В результате мы оказались в тупике: советское хозяйство полуразрушено и работать ему не позволяют, но и в «рынок» Россия перепрыгнуть не может. Задыхается, как рыба на песке. Чем дольше идеологи и политики всех мастей обманывают людей, уверяя, что «они тоже за рынок», надо только немного изменить курс реформ, тем дольше продлится эта бессмысленная агония.
Экономия экономна, рынок — расточителен
Какой-то обозреватель с телевидения, рассуждая о Норильске, сказал как вещь очевидную и разумную: придется эвакуировать все население с Севера, бросить эти города. Чтобы оживить их, средств у России никогда не будет. Надо было только добавить: средств не будет у этой России. Прямо в воздухе висел вопрос: а почему же для этого были средства у той России? У России советской и даже царской, пока ее не опутали банки — но когда опутали, то царя вместе с банкирами сковырнули.
Мы уже говорили об одной из главных загадок реформы — пропаже огромных средств, полученных реформаторами от ограбления всей нации и всего народного хозяйства. И это — при первых же шагах переустройства жизни по типу рынка. Этого, вроде, никто не ожидал. Но если бы мы загодя поинтересовались, что такое рынок, то могли бы предвидеть, что с нами будет.
В мире была и есть только одна цивилизация, которая вся устроилась по типу рынка — Запад. Известно, что это было бы невозможно, если бы он три века не высасывал огромных средств из колоний. Триста лет на одного европейца бесплатно работали четыре индуса, африканца, малайца, самые плодородные земли, недра четырех континентов. На эти средства и была построена промышленность, шоссе и мосты, уютные дома и небоскребы. Эти средства работают и сегодня.4
Но вот колонии, казалось бы, освободились. Запад нашел новые способы высасывать из них средства, в еще больших количествах. Западные фирмы завладели местной промышленностью и так же, как раньше сырье и бананы, из «третьего мира» уже «добываются» машины, материалы, электроника. За гроши. И чуть где-то возникает угроза этим «жизненным интересам», мировой жандарм наносит страшный удар своей дубинкой. Все же видели по телевизору, как бомбят Ирак. За то, что попытался вразумить свою же собственную провинцию Кувейт, отделенную от него в 1961 г. уходящими англичанами. Если бы непрерывный поток средств из всего мира прекратился, мы бы увидели чудо — быстрое обнищание Запада, крах всей его экономики. А ведь люди там работящие. Почему же им так нужна подпитка извне?
Причина в том, что жизнеустройство по типу рынка ужасно расточительно. Трудно даже вообразить. Мы этой изнанки просто не видим — за блеском небоскребов и «мерседесов». Надо пожить на Западе их жизнью небогатого человека, и только тогда открывается эта безумная расточительность. Да, у них есть дома и «мерседесы», они к тому же и скопидомы, зимой снега не выпросишь, но при этом такие огромные средства утекают у них сквозь пальцы, что глазам своим не веришь.
Мы сегодня в России только-только начинаем жить по их принципам — и вот, результат налицо. Где же главные потери? Прежде всего в том, что огромные массы молодых и здоровых людей оторваны от производства реальных ценностей. Огромные трудовые ресурсы омертвляются безработицей. Семья живет по принципу «от каждого — по способности», здесь каждая голова, каждая пара рук работают, от ребенка до старика, каждый посильно. Рынок же обязательно отвергает более или менее значительную часть рук и голов, так он и поддерживает равновесие. Сегодня «резервная армия труда» велика даже на самом Западе. В Европе — около 20 млн. образованных, здоровых людей. Это такая колоссальная потеря, что нам трудно себе представить. Не говоря о том, что значительная часть усилий Запада уже направлена на «обслуживание» безработных (службы социальной помощи и занятости, психиатры и полиция). От этой потери СССР был избавлен, его хозяйство, устроенное по принципам семьи, обладало чудесной способностью опережающего роста потребности в рабочих руках.5
Вторая прорва, пожирающая труд в рыночном обществе — охрана. В семье все открыто. Сторожа у каждого шкафа ставить не надо. Если сын-шалопай и стянет из сумочки у матери мелочи на мороженое — не страшно. На Западе первое, что потрясало советского человека, когда он туда попадал — невероятное число охраны. В любом паршивом магазине — здоровые парни в форме, да еще в отдельном помещении сидят неотступно двое у телевизоров (во всех углах торгового зала тебя озирает телеглаз, крутится туда-сюда).
Да и у нас уже посмотрите — у каждого кафе три-четыре здоровых лба чуть не с автоматами. Вокруг каждого коммерсанта — целая свора юношей с мобильными телефонами. Телохранители! Директор средненького завода уже не выйдет в цех без мордоворотов-охранников. В институте, где я работаю, раньше на вахте сидела пенсионерка, вязала носок, теперь в штате шесть красавцев с профессорским окладом. Всей этой охранной братии в России уже, как считают, более 5 миллионов. Все они паразитируют на нашем труде. И это только начало. Как только рабочие начнут бунтовать, а это неизбежно, хозяева наймут целые отряды бандитов.6
Третья прорва, в которую при рынке отсасывают рабочие руки и головы — банки. У нас в СССР их не было, семья обходится без банка. Был Госбанк, который распределял в хозяйстве безналичные деньги, контролировал взаимозачеты предприятий — деньги «взаимоуничтожались», и управлять небольшим остатком было нетрудно. Была сберкасса. Со всем этим делом управлялось небольшое число милых женщин (даже милиции в сберкассах не было). На Западе в каждом городе банки — как спрут, который все охватил своими щупальцами. Банки занимают главные здания в центре и большую часть первых этажей всех зданий вообще. В конце рабочего дня из банков-небоскребов течет, как из муравейника, такой поток людей, что страшно становится.7