Статьи и рассказы
Шрифт:
В ресторане отлично отметили диплом специалиста, полученный доктором Хаймовичем.
Прочувствованную речь произнёс доктор Голан. Очень эмоционально выступил доктор Лифшиц:
– Я перебираю в памяти всех знакомых мне людей, – сказал он. – Нет, ни один из них не смог бы повторить подвиг Саймона. – Так он называл Семёна. – Подумать только! Начать с нуля и за семь лет стать специалистом! Неслыханно! Будь здоров, Саймон! – Он поднял бокал. Врачи дружно поддержали его. Много добрых слов было сказано о тои, какой он товарищ, как по намёку на просьбу немедленно отзывается и готов услужить. И ещё, и ещё. Часа через три дежурный врач решил вернуться в отделение. А они продолжали праздновать до вечера. Вечером праздник продолжился в семье. Вот тут Семён растрогался, когда его двенадцатилетний сын сказал, обняв его:
– Папа, я горжусь тобой.
Через несколько дней
Однажды, лениво перелистывая страницы объявлений, он заметил рекламу какой-то адвокатской конторы, предлагавшей отличные условия жизни в Канаде. Сёму удивило, что вообще может быть такая реклама. Спустя неделю он уже специально развернул одну из страниц объявлений, желая узнать, существует ли ещё эта реклама. Реклама повторялась. Но что удивительнее всего, в нескольких сантиметрах от неё другая адвокатская контора тоже предлагала свои услуги желающим эмигрировать в Канаду. В разговоре с женой Семён высказал сомнение, есть ли среди русскоязычной публики желающие снова сняться с места. Ведь именно этой публике адресовалась реклама. Уже из спортивного интереса в течение нескольких месяцев Сёма просматривал страницы объявлений. Не только израильские, но и канадские адвокаты настойчиво приглашали бывших советских граждан расстаться с Израилем для наслаждения жизнью в безопасной, изобильной, спокойной Канаде с климатом, к которому они привыкли.
Нельзя сказать, что и на сей раз щёлкнул тумблер в Сёмином сознании. Идея созревала постепенно. Как-то он высказал её жене. Действительно, чего бы ни уехать в Канаду? Зимой там зима, а не лето, как здесь. Можно будет ходить на лыжах. Страна действительно спокойная. Единственная граница с Соединёнными Штатами Америки. Не то, что здесь. Границы с четырьмя враждебными странами и раковая опухоль в самой стране. А сыну уже пятнадцать лет. Через три года его призовут в армию.
Жена заметила, что у них единственный сын. Без разрешения родителей его не призовут в боевую часть. Присутствовавший при этой беседе сын взорвался и заявил, что никуда из Израиля не уедет. А после призыва непременно попросится именно в боевую часть.
Сёме повезло. В свои сорок четыре года он сумел сохранить спортивный дух. С присущей ему настойчивостью он выяснял условия у нескольких адвокатов, публиковавших рекламы в газетах, пока не остановился на показавшемся ему наиболее надёжным. Одновременно он упорно дожимал жену и сына. И в одно, как считал Сёма, прекрасное однажды семья Хаймовичей покинула Израиль и вылетела в Канаду.
Здесь можно было бы поставить жирную точку. Даже у доктора Голана и у доктора Лифшица, которые почти до самого Сёминого отъезда изредка встречались с ним, не было ни малейшего представления, куда он делся. Сёма постеснялся сказать коренному израильтянину, сабре, и еврею, репатриировавшемуся из Нью-Йорка, что он намерен покинуть Израиль.
В ортопедическом отделении Гликман продолжал заведовать и оперировать только на позвоночнике. Доктору Голану оставалось несколько месяцев до выхода на пенсию. Доктор Лифшиц собирался занять его место. А сейчас, в начале лета, доктор Голан с женой полетел на конференцию в Сан-Франциско. На обратном пути они намеревались съездить на Ниагару. Так уж получилось, что четыре или пять раз побывав в Америке, они по разным причинам не смогли увидеть знаменитый водопад. Из аэропорта они решили не заезжать в Торонто, а остановиться в Ниагара Фолс, маленьком городке у самого водопада. Они вышли из здания аэропорта. Подкатило такси. Пожилой таксист выскочил погрузить чемоданы. И тут будущий пассажир и таксист одновременно замерли. Доктор Голан протянул руку. Сёма поставил чемодан и тепло, но, смущаясь, пожал руку человека, которому был столь многим обязан. Доктор Голан сел на переднее сидение, жена – на заднее. Весь неблизкий путь до Ниагара Фолс был исповедью Сёмы. Доктор Голан только изредка прерывал его.
– И всё-таки я не понимаю. Ты так успешно сдал экзамены на звание специалиста. Ведь экзамен для получения канадского лайсенса не идёт с ними ни в какое сравнение. – Те экзамены были только по ортопедии и травматологии. А экзамен для получения лайсенса – это фактически экзамены за все годы учения на медицинском факультете. Ох, как я готовился! Три раза сдавал экзамены в течение полутора лет. Я понял, что не осилю. Всё-таки не напрасно учатся шесть лет, чтобы получить лайсенс, врачебный диплом. А я вместо медицины занимался гимнастикой. Мне повезло, что в Израиле я встретил профессора, и вас, и доктора Лифшица. Вы сделали из меня ортопеда. Кстати, я не уверен, что Гликман, который оперирует на позвоночнике, сдал бы экзамены для получения лайсенса. Ну, а я… Кстати, и английский у меня не то, что иврит. Я ведь не учил английский. Набрался понемногу, читая руководства по ортопедии. Вот даже сейчас предпочитаю говорить на иврите, хотя знаю, что английский у вас совершенный. До пенсии мне осталось шесть лет. Так уже и будет. За глупости надо расплачиваться. То, что я не врач, полбеды. Даже меньше. Беда, что жена не может мне простить моей глупости. Ведь через три года после нашего приезда в Канаду сын вернулся в Израиль отслужить в армии. Он просил, чтобы мы написали, что не возражаем против призыва его в боевую часть. Мы отказались. И сын прервал с нами отношения. Он офицер. Женился. У него двое детей – девочка и мальчик. Мы их не видели. Жена хотела прилететь в Израиль, когда у них родился первый ребёнок, дочка. Мы узнали это от школьного друга нашего сына. Ведь сын прервал с нами всякую связь. От этого парня мы узнали, что сын не примет свою мать. Он ничего не умеет прощать.
Тут впервые подала голос жена доктора Голана:
– Дайте мне его адрес. Я сумею его переубедить.
– Бессмысленно. Уже предпринималось несколько попыток. Он упрямый. Весь в меня.
– Доктор Хаймович, почему бы тебе не вернуться в Израиль?
– Жена тоже уговаривала меня. Но, во-первых, стыдно, а во-вторых, что я буду делать? Пятнадцать лет. Какой из меня сейчас ортопед? Знаете, есть в русском языке такое слово – везунчик. Так обычно называют человека, которому очень везёт. Но я сейчас употребляю это слово в другом смысле: тот, который везёт. Если бы я не сделал глупости, не было бы необходимости выдумывать другой смысл этого слова. Сейчас я везу. Везунчик.
Они приехали в Ниагара Фолс. Доктор Голан расплатился, несмотря на сопротивление Сёмы, и пригласил его в ресторан. Но Сёма, поблагодарив, отказался. Увы, он на работе.
Такси медленно, нехотя отъехало от подъезда гостиницы и только в конце площади, миновав фонтаны, набрало скорость. Портье занёс чемоданы внутрь. А доктор Голан всё ещё смотрел туда, где скрылся автомобиль. Жена не торопила его.
Четыре года
С ортодоксальной советской точки зрения моя мама не была героической женщиной. Она даже не закрыла амбразуру своим телом. Что уж говорить о том, что она, вдова, не готова была пожертвовать своим единственным шестнадцатилетним сыном во имя родины. Еще в детском садике я попал на конвейер промывки мозгов. Поэтому, как только началась война, я решил, что мое место на фронте. Мама почему-то этого не решила. Чтобы не затягивать идеологическую дискуссию с приближающейся к нулю вероятностью, что мама отпустит меня на фронт, я решил прибегнуть к более радикальному средству.
Житель пограничного города, уже в первые часы войны я даже своими тщательно промытыми мозгами как-то сообразил, что город может быть оккупирован немцами, поэтому маме здесь оставаться нельзя. Сперва пешком, потом на товарняке мы отправились в эвакуацию. Но спустя несколько дней, еще находясь в прифронтовой зоне, из-за угла вокзала на небольшой станции я взглядом проводил уходящий на восток товарный состав, на одной из открытых платформ которого между двумя узлами с убогим скарбом сидела моя мама, возможно, уже начинавшая догадываться, что ее сын не просто отстал от поезда, а сбежал.