Статьи из газеты «Труд»
Шрифт:
Россия умеет сделать широкую гулянку из чего угодно: в любом нашем празднестве есть привкус катастрофы, как в михалковской масленице из «Сибирского цирюльника», а в любой катастрофе — привкус радости от того, что она наконец разразилась и можно ее не ждать. И я абсолютно убежден, что если ближайшие новогодние каникулы (аж десятидневные) будут отпразднованы по обыкновению широко, с петардами, многочасовыми застольями и даже выездами за границу — при полной неопределенности российского экономического будущего и неизбежных политических пертурбациях ближайших месяцев, — это отпугнет все плохое и притянет все хорошее. Помните: как встретим, так и проведем. А поскольку выбор у нас всегда небольшой — либо праздник среди кризиса, либо кризис без праздника, — выбор, думаю, очевиден. Нам никто не сделает ничего хорошего, кроме нас самих. Хвала тебе, чума!
№ 228, 4
Основной инстинкт
За октябрь население России скупило валюты на 17 миллиардов долларов. Наш ответ кризису. По сравнению с сентябрем эта цифра выросла на 90 %. Скупать предпочитают евро, но не брезгуют и зеленым другом.
Согласно прогнозам экспертов, на редкость единодушных в этом вопросе, угроза девальвации рубля, хоть и мягкой, заставит россиян в ноябре скупить как минимум в полтора раза больше валюты, и это, как хотите, инстинкт.
Я вообще за то, чтобы судить о народе именно по его инстинктам, а не по декларациям власти, самозабвенным рапортам ткачих или глупостям дрессированных участников так называемой «прямой линии» с президентом. Россияне не столько внушаемы, сколько обучаемы — они, как вода: легко принимают форму сосуда, в который их залили, потому что сопротивляться выйдет себе дороже, но, как та же вода, не меняют своего таинственного состава. Они могут сколько угодно повторять мантры о подъеме с колен, о росте национального достоинства, даже, пожалуй, о вине Америки перед Россией и прочим миром — как же, с кризисом-то они нам подгадили, так сам Медведев сказал. Это они сделали так, что мы живем за счет сырья, поощряем только тот бизнес, который лично симпатичен власти или породнен с нею, а заодно создаем в стране такую духоту и безысходность, при какой вожделенный интеллектуальный рывок невозможен по определению. Разумеется, это не мы: «Денщик! Корнет Оболенский заблевал мне весь мундир! — Э, господин поручик, да он и в штаны вам наклал…» Но, повторяя все эти девизы и лозунги, россиянин в трудную минуту кидается к зеленому другу. Он в него верит. Он не продавал его, даже когда зеленый друг похудел на 10 рублей, обесценив диванные и чулочные сбережения простого народа по крайней мере на треть. Россиянин знал, что зеленый друг отыграет свое падение, невзирая на все разговоры о беспрецедентной глубине американского кризиса, грядущем обрушении европейской экономики и окончательном торжестве рубля. В душе мы все стихийные западники. IN BUCKS WE TRUST. Лучше бы, конечно, in God, но пока хоть так…
У россиян вообще хорошо именно с инстинктами, потому что осмысленные действия и высказывания, как правило, являются следствием слишком долгих приспособлений и понятной скрытности. На поверхности мы — агрессивный, жадный, разобщенный народ, готовый кадить любой власти и неспособный защитить свои права. В действительности мы чрезвычайно солидарный народ, ибо в экстремальных условиях в нас тут же вспыхивает инстинкт взаимопомощи. Мы чрезвычайно недоверчивы при всей своей внушаемости и спешим за валютой вопреки уверениям премьера, что девальвации не будет, а рубль остается оптимальным инструментом накопления. Мы защищаем свои права, но не декларациями и демонстрациями, а вот этими тихими и уклончивыми действиями по сохранению своих убогих достатков. И в сумме эти достатки оказываются ого-го, подтверждая, что население не утратило еще одного инстинкта — в любых обстоятельствах прежде всего откладывать на черный день.
Главный-то наш инстинкт в долгой позиционной войне с начальством — не верить ничему и готовиться ко всему. Так что ни за доллар, ни за население, ни за Россию в целом можно не беспокоиться.
№ 233, 11 декабря 2008 года
Пошла такая пьянка
Самая большая загадка истории — бессознательная готовность людей, зачастую из лучших побуждений, воспроизводить все схемы собственного прошлого с какой-то убийственной, фатальной буквальностью. Например, во время так называемых революционных ситуаций, когда верхи не очень могут, а низы не хотят и договориться не получается, для усиления всенародного недовольства почему-то обязательно нужно поиграть с сухим законом — начать на ровном месте бороться с алкоголем. Вероятно, потому, что без этого массы не достигнут
И вот вам, пожалуйста. Совет Федерации разрабатывает новую программу борьбы с алкоголизацией населения. Если вдуматься, я могу понять Совет Федерации: что ему еще делать-то? И когда Дума боролась с мультфильмами, это тоже было по-человечески понятно: остались какие-то рудименты прежней эпохи, демократический фасад, надо чем-то занять руки, вот они и голосуют за то, чтобы люди смотрели духовное или меньше пили. В последнее время модно еще прессу ругать за бесцеремонное вмешательство в жизнь звезд. А во что ей еще вмешиваться? Какие темы остались, если само слово «кризис» приравнивается к разжиганию панических настроений и может послужить основанием для предупреждения?
В принципе, все российские кризисы легко преодолимы. Достаточно иногда обсуждать с народом непопулярные решения, идти на уступки, не замалчивать проблемы, не ограничиваться подавлением недовольства, а изредка, может быть, вступать в диалог. Мало ли! Но российская власть при возникновении экстремальных ситуаций из века в век совершает одни и те же ошибки — всего две, но одинаково убийственные. Во-первых, начинаются ужесточения и обостряются противоречия. Во-вторых, для отвлечения народа от его проблем затевается какая-нибудь вовсе уж ненужная кампания. Но она-то и снижает рейтинг власти до критических цифр. Так было в 1914 году, когда сухой закон был вроде бы рационально обусловлен — воюем как-никак. Так было и в 1985 году, когда перемены в обществе решено было обозначить борьбой с главным национальным врагом — зеленым змием (а уж решалась эта проблема так по-идиотски, что для выпуска пара потребовалась перестройка, и шар покатился). И ни один показатель падения производства или роста инфляции не тревожит меня так сильно, как эта готовность Совфеда развернуть очередную борьбу за трезвость. Политические пертурбации ведь как делаются? Политика из страны по разным причинам исчезает: то война ее убьет, то закручивание гаек, то поле чересчур вытоптано. А политики остаются, и занять их нечем. Вот они и начинают мутить воду — вместо конструктивной деятельности, возможность которой у них отнята.
Борьба с алкоголизацией — дело весьма благое. Для себя я эту проблему решил давно, практически отказавшись от спиртного лет пять назад и разрешая себе 100 грамм по праздникам. Не худо бы, однако, иногда задавать себе вопрос: отчего народ пьет? И отвечать на него честно. Оттого, что у него отобрали смысл. Каждый заполняет это зияние по-своему. Никому не нужные массы пьют алкоголь, никому не нужные политики с ним борются.
№ 238, 18 декабря 2008 года
Вздохнуть
Я поделил бы все страны на две категории: в одних важны смыслы, факты, реальные результаты, в других — состояния. Скажем, в Украине совершенно неважно, ради чего устраивать революционную гулянку на Майдане.
Приятен Майдан как состояние — до тех пор, пока гулянка не перетекает в похмелье и кризис. В России тоже давно усвоили, что ни одна революция не улучшает жизни. Беда в том, что никаких способов изменить ситуацию, кроме революционных, в России нет. Власть мыслит просто: кто против — давить. Так что эволюций у нас не бывает — только землетрясения. Но зато какое это прекрасное ощущение — когда до смерти надоевшая система рушится! Тогда не различают правого и виноватого, не думают о будущем, не заботятся об альтернативе. Просто с облегчением вздыхают, пьянея от свободы. После чего лезут в новое ярмо. Так было в феврале семнадцатого. И во второй половине восьмидесятых. Нечто подобное мы можем получить и сейчас, если экономический кризис окажется достаточно глубок.
Это я, как вы понимаете, о Седьмом съезде Союза кинематографистов и о смещении Никиты Михалкова с поста руководителя этого союза. Выбрали его в свое время почти единогласно, на волне разочарования не столько в Сергее Соловьеве, сколько в либеральной идеологии. Происходящее в Союзе кинематографистов вообще символично. Там идут те же процессы, что и в стране, но с опережением примерно на год. Так революционный Пятый съезд в свое время низверг официозных лидеров, так сегодня краткая эпоха тоталитарного ренегатства закончилась полным провалом Михалкова. Потому что царь-батюшка — совершенно не та фигура, которая способна рулить страной, творческим союзом или предприятием в XXI веке, особенно в условиях всемирного кризиса.