Статика
Шрифт:
Подлетела бело-синяя машина милиции. Нарушителя спокойствия сняли со столба и решительно затолкали внутрь машины. Он вырывался и орал:
— Смерть — секто — идам! Смерть — секто — идам!
Толпа рассерженно загудела, в милицейскую машину полетели пустые пластиковые бутылки.
А через миг все уже забыли об этом досадном инциденте — низко над улицей пролетело несколько черных машин — две «волги» и четыре «берсерка». Из первой «волги», в верхнее окошко высунулся немолодой кряжистый мужик — аккуратная короткая прическа, стальной взгляд, небрежно повязанный галстук. Он
— Федорчук! Федорчук! Федорчук! — неистовствовала толпа. — У-р-р-р-а-а!
Федорчук сжал правую руку в кулак и поднял над собой.
— Уууууу! — завыл народ. Какой-то мужчина в белой куртке попытался проскочить мимо солдат заграждения, но заряд станера оставил его лежать на земле, сырой и прохладной от недавно кончившегося дождя.
Федорчук уехал, толпа медленно рассасывалась. Даже оцепление сняли быстрее — всего за пару минут солдат погрузили в машины, которые тут же умчались прочь.
Я аккуратно обошел мужика в белой куртке, лицо которого уткнулось в лужу, перешел на другую сторону улицы — там, где виднелась желтая будка информатория.
— Режим телефона, — приказал я.
Из-под терминала информатория высунулась трубка. Я набрал номер.
— Скорая? Для Вас есть работа. Около московского вокзала лежит мужчина без сознания. Заряд станера. Да, военные. Точно. Спасибо.
Пошли гудки.
Я положил трубку и громко произнес:
— Режим информатория.
Трубка уползла в нутро желтого ящика. Вместо нее вперед выдвинулась клавиатура, на которой разноцветными огоньками выделялись голографические кнопки.
— Что мы делаем? — спросил Гена.
— Ищем твоего дедушку, — ответил я, вводя запрос.
"Геннадий Давыдов, 6-7 лет
Родители: мать — Наталья Давыдова
отец — Денис Давыдов "
Компьютер, поразмыслив, выдал несколько адресов.
Тогда я добавил в запрос: «последние два года проживали на планете Статика»
Информаторий выдал адрес и две фотографии: пожилая женщина в очках, строго улыбающаяся мне, и беззаботный мужичок, подмигивающий левым глазом, потому что вместо правого у него был стеклянный протез.
— Бабушка! — воскликнул Гена. — Дед Ваня!
Адрес под фотографиями, конечно, отличался от того, что дал мне сектоид.
— Ну что ж, — сказал я. — Давай отпразднуем это дело стаканчиком сока в ближайшей кафешке, а потом вернем тебя дедушке с бабушкой.
Мальчик счастливо улыбнулся.
— Еще одно, — вдруг вспомнил я, — надо же, совсем вылетело из головы…
— Режим телефона, — приказал я. — Анонимный вход.
Информаторий послушался.
Я достал из кармана видеофон, с помощью специального разъема подключил его к информаторию.
— Ключевые слово — «Герман», «Гера», «Рыба», «Червь», «Леша», «Гена», — сказал я.
Компьютер согласно мигнул зеленым огоньком.
— Стереть ключевые слова из аудиодорожки видеофайла номер один, — приказал я.
Секундная пауза — и вновь зеленый огонек.
— Переслать аудиодорожку файла в местное управление ГСБ.
Еще один положительный ответ.
— Стереть файл из памяти видеофона.
Генкины бабушка с дедушкой жили в другом конце города — мы добирались туда на такси почти час. Дважды нас останавливали патрули и проверяли документы.
— Совсем жизни не стало, — пожаловался таксист. — Чертовы сектоиды. Чего им неймется? Зачем они взрывают наши дома? Чего добиваются? Ублюдки…
— Они как дети… Злые, ужасные, так и не выросшие дети… — сказал я. — Играют. Смерть, жизнь — все это для них не более чем одна большая Игра. Ну, знаете, как в кубики. Построил замок — разрушил замок, и так по кругу.
Таксист посмотрел на меня в зеркальце заднего вида и замолчал.
Наверное, решил, что я — сумасшедший.
Может, он и прав.
Чем я занимаюсь последнее время?
Поперся через всю Галактику на Землю, возвращать пацана родственникам.
Вместо того, чтобы быть на Офелии — искать правду о Стазисе…
Хотя нужно ли мне и это?
Машина приземлилась в одном из старых дворов: вокруг невысокие здания — сталинки, которым, наверное, уже лет триста. Только с одного края — вполне современный небоскреб с площадкой для посадки машин.
Таксист сел около детской песочницы, в которой вместо песка в грязи плескался поломанный мусоробот, которого какой-то шутник засунул в лужу ради потехи. Я помог роботу выбраться из западни — оказавшись на твердой земле, он благодарно пискнул и покатился прочь, подмигивая еще неперегоревшими лампочками. Я посмотрел ему вслед, потом взглянул на здание, где жил дед Ваня с женой. Трехэтажный дом, посеревший от времени, тоскливо смотрел пустыми глазницами выгоревших окон на меня. Какая-то бабулька с виртушниками на глазах молча наблюдала за мной. А может и не за мной — скорее всего, какой-нибудь сериал смотрит.
— Яблоня! — закричал Гена, указывая куда-то в сторону. — Старая яблоня! Деда рассказывал, что она растет здесь уже четыреста лет!
Корявое дерево неуверенно притулилось между пластиковой дорожкой и асфальтом — на маленьком клочке земли, куда по чистой случайности еще не дотянула свои хищные лапы цивилизация.
Не знаю, сколько лет на самом деле было этой яблоне, но она уже явно доживала свой срок. Мы подошли к ней, и Гена осторожно приложил ладошку к почерневшему стволу.
— Привет! — сказал он.
Я медлил. Не знаю, почему. Я не хотел смотреть в глаза Генкиным дедушке с бабушкой. Я представлял, как рассказываю им о гибели Дениса и Марины, и внутри все сжималось, дрожало.
А может я просто не хотел расставаться с мальчуганом, к которому так привык.
— Пойдем, — сказал я. — Нам пора, Гена. Пойдем…
— Вы ведь будете к нам прилетать? — спросил мальчик. — Часто-часто, правда?
— Правда, — ответил я.
Мы поднялись по расшатанной лестнице на самый верхний — третий этаж, не встретив никого по пути. Гена радостно рассматривал обшарпанные стены, использованные одноразовые шприцы и катетеры на подоконниках, изрисованные голокраской потолки, выцветшую обивку дверей.