Статуя сексуальной свободы
Шрифт:
Трошкина, заткнув уши пальчиками, зубрила роль. Гостю, чтобы он не скучал, она включила телевизор. Руперт сосредоточенно смотрел боевик со Шварценеггером и сидел тихо-тихо, чинно положив руки на колени. Неотрывно глядя на экран, он шустро шевелил пальцами, как будто давил на кнопки клавиатуры. Думаю, если бы Терминатор в телевизоре подчинялся командам нашего друга-геймера, он одолел бы вражью силу вдвое быстрее.
— Друзья мои, мы идем в гости! — объявила я, перебросив встрепенувшемуся Руперту пирог.
— К
— Ты его не знаешь.
Я помогла Руперту развернуть полотенце и отломила кусочек пирога для Трошкиной. Она послушно приняла угощение, но не смягчилась и с подозрением спросила:
— А он? Он знает, что мы к нему придем? Или мы снова будем прорываться с боем, угонять лифты и вскрывать чердачные люки?
— А что? Я могу! — поиграл мускулами Крошка Ру.
— Вот тебе, Алка, пример похвально высокой боевой готовности! — сказала я, наградив героя пирогом. — Возьми за образец!
— Ладно, возьму, — согласилась подружка и ловко оторвала от порции Руперта еще клочок для себя. — Но ты все-таки скажи, куда мы пойдем?
— Хорошо, скажу. Мы пойдем к безутешному вдовцу Петрачкову.
— Мы будем его утешать? Все втроем? — заволновался Руперт. — Девочки, а без меня вы никак не обойдетесь?
Я поняла, о чем он, и постаралась утешить встревоженного гомофоба:
— Не беспокойся, Руп, гражданин Петрачков имеет нормальную сексуальную ориентацию.
— Ты это к чему? — теперь занервничала Трошкина.
У нее несколько замшелые представления о морали и нравственности.
— Ни к чему, не вибрируйте, группового секса не будет!
— А что будет? — не унималась Алка.
— Скажи ей, что будет жесткое порно! — развеселившись (как всегда, некстати), посоветовал мне внутренний голос. — Аттракцион «Принудительное обнажение истины»!
— Да ничего особенного, — уклончиво ответила я, не желая раскрывать карты раньше времени. — Посидим, покалякаем… Ладно, вы чего расселись? Подъем! В ружье и по коням!
Четверть часа спустя мы погрузились в такси и поехали по адресу, который сообщил бесценный Макс Смеловский. То есть это был адрес, по которому при жизни была прописана ныне покойная Мария Андреевна Петрачкова, но я надеялась, что супруги базировались на общей территории. С учетом вечного, как мерзлота, квартирного вопроса это было весьма вероятно.
По дороге Трошкина пыталась задавать мне разные вопросы, но я упорно отмалчивалась, и она наконец отстала. Руперт, золотой человек, любопытства не проявлял, сидел себе, тихонько подпевая группе «Раммштайн», поклонником коей оказался наш водитель. Из динамика звучали звероподобные вопли, Трошкина морщилась, а я подпитывалась сокрушительной энергией стиля индастриал, готовясь к последнему бою во имя победы добра над злом. Добро — это было, конечно, мое собственное второе имя.
— Индия Добро Кузнецова? Отличное имя для
— Самая та ситуация, — согласилась я. — Правил нет, деремся кто во что горазд, но я твердо рассчитываю на победу.
— Ин-ка чем-пи-он! — проскандировал азартный внутренний.
— Не сглазь, — попросила я.
— Что ты бормочешь? — немного сердито спросила Трошкина.
Мы уже подъехали к нужному дому. Пока Руперт, как настоящий джентльмен, расплачивался с таксистом, я вылезла из машины и огляделась.
Петрачковы жили в скучной блочной шестнадцатиэтажке на восемь подъездов. Дом вытянулся буквой «Г», огибая грязноватое озерцо, по которому плавали уточки и полиэтиленовые пакеты. Вокруг разновеликими пеньками торчали ржавые гаражи и однотипные жилые башни, по илистому берегу бродили жирные вороны, и все вместе выглядело так уныло, что я удивилась: как это Петрачков сподобился написать мюзикл? Такой тоскливый пейзаж скорее должен был вдохновить композитора на сочинение реквиема.
— Ну, и что дальше? — тоже оглядевшись (и тоже без восторга), спросила Алка.
— Слушайте меня внимательно и делайте, что я скажу, без вопросов и возражений, — сказала я ей и Руперту. — Пошли в первый подъезд.
— Ладно, но все-таки, к чему нам готовиться? — волновалась Трошкина.
— Я сказала — без вопросов! — напомнила я.
Мы вошли в подъезд, отыскали лифт и поднялись на последний этаж. Под дверью нужной квартиры я произвела расстановку войск:
— Руперт налево, я направо, Трошкина прямо перед входом! Руп, когда я щелкну пальцами, вламывайся в дом и хватай того, кто попадется.
— Налево пойдешь — ничего не найдешь, — Руперт зачем-то процитировал старую сказку, но дальше пессимистического зачина не пошел и послушно встал слева от двери.
— Направо пойдешь — коня потеряешь, — вспомнила я, занимая свою позицию.
— Прямо пойдешь — голову сложишь! — напевно молвила Трошкина. И тут же встрепенулась:
— А почему это именно я должна идти прямо?
— Ты же у нас самая головастая! Есть, что складывать! — нервно хихикнула я и придавила кнопочку дверного звонка.
— Что говорить-то?! — задергалась Алка.
— Кто там? — тихо спросили из-за двери.
— Ты Катя, приехала к Маше от тети Вали, — быстрым шепотом подсказала я.
— Я Валя! Приехала к Маше от тети! — испуганно пискнула подружка. И, покосившись на меня, одними губами прошептала:
— От какой тети?
Честно говоря, я не знала родственников покойной Марии Петрачковой, но была уверена, что какая-нибудь тетя найдется у каждого. Тети — достаточно распространенное явление не только в Бразилии, где много диких обезьян, но и в наших широтах. Очевидно, моя логика оказалась правильной. Дверь щелкнула замком и приоткрылась.