Статуя сексуальной свободы
Шрифт:
— Здрасьте, — приветственно приседая и испуганно глядя в темноту, робко молвила Трошкина. — Можно мне войти?
— Маши нет, — ответил ей тихий голос с отчетливой хрипотцой.
Я щелкнула пальцами, Руперт продавил внутрь замешкавшуюся Алку, уронил ее в угол и канул во мглу плохо освещенной квартиры. Невнятные шумы заглушила короткая перебранка, а затем голос Руперта торжествующе возвестил:
— Взял и держу!
— Отлично! — Я тоже вошла в прихожую, похлопала ладошкой по стене и нашла выключатель.
Яркий
— Ух, ты! Двухэтажная квартира! — восхитилась подружка, увидев над собой ступени винтовой лестницы. — А что там, наверху?
— Переделанное чердачное помещение, — предположила я. — Возможно, с выходом в другой подъезд. Очень удобно, если кто-то хочет уйти и прийти незамеченным.
Из комнаты, где после того, как я включила свет в прихожей, стало заметно светлее, послышался негодующий крик Руперта:
— О нет!
Я поспешила на голос друга и оказалась в небольшой, но уютной гостиной. Едва ли не половину комнаты занимал мягкий уголок, во второй половине безраздельно царил большой телевизор. По обе стороны от него небоскребами высились стойки с дисками. На экране азартно, но бесшумно лупили друг друга молодые люди ярко выраженной азиатской наружности: звук был выключен и не мешал слышать хрипловатый голос, злобно матерящийся на чистом русском языке, родном для всех присутствующих. Разнообразные нехорошие слова выговаривал худощавый парень в спортивном костюме. Костюм был серый, и парень, которого Крошка Ру держал за шкирку, здорово походил на мышь, схваченную за хвостик брезгливой домохозяйкой. При этом у Руперта было вполне подобающее выражение лица.
— Это тот педик! — объяснил он и тряхнул своего пленника.
— Держи его крепко, чтобы не дергался, — велела я, приближаясь к «мышке» с хищной улыбкой голодной кошки.
Не обращая внимания на ругань, я схватила предполагаемого педика за щиколотку, ловко закатила одну штанину и погладила щетинистую ногу. Громко ахнула непонятливая Трошкина:
— Кузнецова! Ты же обещала, что никакого секса не будет!
— Погаси свет! — не оборачиваясь, велела я, и потянулась к застежке на спортивной куртке парня.
Видимо, по моему тону чувствовалось, что я настроена далеко не игриво. Алка безропотно щелкнула выключателем, я содрала с парня куртку, вытянула из кармана заранее приготовленный брелок с фонариком, посветила на обнаженное мужское плечо, и флюоросвет проявил на нем искомый рисунок.
— Рыба! — победным тоном доминошника воскликнул Руперт.
— Что и требовалось доказать, — удовлетворенно молвила я и шагнула к стене с выключателем.
Вспыхнул свет, и я с большим душевным подъемом, как хороший конферансье, произнесла:
— Дамы и господа, позвольте представить вам Петра Петровича Петрачкова, непризнанного композитора
Аплодисменты заменил шлепок подзатыльника, который отвесил негодяю хороший парень Руперт. Петрачков с ненавистью посмотрел на меня и сказал нехорошее слово из тех, которые пишут на заборах.
— А еще культурный человек, композитор! — укорила его Трошкина.
Руперт еще разок треснул невоспитанного композитора по шее и, показывая нам с Алкой, что сам он человек вполне культурный, застенчиво сказал:
— Миль пардон.
— Прошу всех сесть! — прокурорским голосом сказала я.
Крошка Ру уронил Петрачкова на диван и бухнулся рядом, Трошкина опустилась в кресло, а я по-хозяйски сбегала на кухню, принесла себе табуреточку и села так, чтобы всех видеть. Петр Петрович за время короткого антракта надел на свою физиономию маску невозмутимого спокойствия, но в глазах его сверкали искры.
— Так и убил бы меня, да? — улыбнулась я ему. — А фигушки!
— Я не понимаю, кто вы и о чем говорите, — высокомерно сказал Петрачков.
— Сейчас поймете, — пообещала я. — Сейчас все все поймут!
— Собственно, мы уже поняли, что Петр Петрович и лжетруп из шкафчика в раздевалке — это одно и то же тело, — подала голос Трошкина. — Объясняй дальше.
— Нет, лучше с самого начала! — попросил Руперт. — Похоже, это сложная игра с запутанным сюжетом, так что я хотел бы получить вводную.
— Легко, — я кивнула и начала с начала. — Жили-были муж и жена Петрачковы, Мария Андреевна и Петр Петрович. Она вела активный образ жизни, а он предпочитал сидеть дома, сочинять песенки и смотреть фильмы.
— Боевики и детективы, — подсказал Руперт, пробежав взглядом по корешкам коробок с дисками.
— Вот именно! — подтвердила я. — Известно, что количество рано или поздно переходит в качество, вот и знакомство Петра Петровича со множеством чужих преступлений неплохо подготовило его к собственному.
Тут я посмотрела на хмурого Петрачкова и пояснила:
— Я имею в виду ваше первое преступление — убийство Марии Андреевны. Вы, насколько я могу судить, человек эмоциональный, как-никак творческая личность, а может, и вовсе псих ненормальный.
— Сидя дома один на один с телевизором, не мудрено утратить связь с реальностью! — авторитетно заметил Руперт. — Я знаю! Сам иной раз просижу сутки перед монитором, покрошу злодеев в компьютерной стрелялке, а потом мне кто-нибудь на мозоль наступит, так я сразу гранатомет ищу!
— В общем, идея убить жену за супружескую измену показалась Петру Петровичу вполне здравой, — подытожила Алка, не без сочувствия взглянув на Петрачкова. — Только как он об этой измене узнал?
Ответа на этот ключевой вопрос от неприязненно молчащего Петра Петровича она не дождалась и посмотрела на меня.