Ставка больше, чем жизнь
Шрифт:
Дивизия генерала Пфистера прибыла в городок днем раньше, как второй эшелон обороны, но Клос за двенадцать часов своего пребывания уже успел собрать немало сведений, которые могли быть полезными командованию советских и польских войск, наступающих на этом участке фронта. Он полагал, что через польских патриотов сможет связаться с командованием и передать собранную им информацию. Прежде всего это были сведения о системе обороны моста и о полке немецких гренадер из резерва главного командования, который ночью перебросили в лес Вейперта. Сообщил об этом генерал Пфистер, когда вызвал к себе Клоса и капитана Куссау, прикомандированного к ним из дивизии СС, разгромленной на Висле. Пфистер — типичный пруссак, образец вымуштрованного офицера вермахта, для которого ничего, кроме обстановки на вверенной ему полосе обороны, не существует.
— Я ожидаю от вас, господа офицеры, точного выполнения моих приказов, — заявил Пфистер.
Ответив: «Так точно», Клос осмелился спросить:
— Господин генерал, вы полагаете, что противник прорвет нашу оборону на реке?
— Я так не думаю, — ответил Пфистер. — Но я должен предвидеть любую ситуацию. Этот мост должен быть взорван прежде, чем они овладеют им. Но приказ на его уничтожение могу отдать только я, и я отдам его немедленно, если наступит критический момент.
Генерал сообщил, что в его распоряжение выделен из резерва полк гренадер, который в настоящее время дислоцируется в лесу Вейперта, затем Пфистер заговорил о деле обер-лейтенанта Кахлерта.
— Предать его военно-полевому суду и расстрелять! — заявил генерал тоном, не допускающим возражений.
Клос понимал: возражать, высказывать свое мнение сейчас бесполезно, тем более что эсэсовец Куссау явно доволен таким решением. Он не любил Кахлерта. И в этом не было ничего удивительного. Кахлерт, студент из Вены, был одним из наиболее способных офицеров дивизии и не очень скрывал свое пренебрежение к гестаповцам.
— Кахлерт, — медленно продолжал генерал, — вопреки моему приказу сдал большевикам деревню Кляудорф.
— Он не мог там удержаться, — не выдержал Клос. — И он занял более выгодные оборонительные позиции.
Генерал посмотрел стеклянными глазами на Клоса:
— Вы что, забыли приказ фюрера, господин капитан? Может быть, вам об этом напомнить?
Клос замолчал. Он подумал о Симоне, маленькой француженке, которая работала в казино дивизии. Она и Кахлерт любили друг друга и мечтали, чтобы война скорее кончилась.
Вот и нужный ему дом. Небольшой, деревянный, окруженный садиком, металлическая табличка с фамилией хозяина. Прочитал: «Томаля». Дверь открыл седой мужчина лет под шестьдесят. Его лицо показалось ему таким близким, что Клос, вопреки инструкции, произнес первую часть пароля по-польски:
— Вы навещаете тетку Эльзу в Берлине?
— Да, — ответил тихо Томаля. — Тетка Эльза проживает на Александерплац.
Он провел Клоса в небольшую комнату. Вышитые коврики, атласные подушки. Только висящий на стене образ Матки Боски Ченстоховской явно контрастировал с этим, по-немецки мещанским, уютом.
Томаля поставил на стол бутылку вина и две рюмки. Его недоверие к Клосу постепенно исчезало.
— Хорошо, что ты пришел, — промолвил он наконец. С первой же минуты Томаля обращался к Клосу на «ты». — Завтра мы начинаем операцию «Дубовый лист».
— Что это за операция?
— Разве тебе об этом ничего не сказали? — В голосе Томали снова прозвучало недоверие.
Клос спокойно закурил сигарету.
— Я прибыл сюда только вчера.
Он внимательно наблюдал за Томалей. Клос знал по опыту, что в разведке всегда наиболее трудно и опасно установление новых контактов. Томаля уже с первых минут вызвал у него доверие, но Клос все-таки соблюдал осторожность.
— Речь идет о том, чтобы захватить мост на реке Рэга в момент начала наступления и удержать его до прихода наших войск, — объяснил Томаля. — Мы не должны допустить, чтобы немцы уничтожили его.
— Кто будет выполнять задание? — спросил Клос.
Томаля некоторое время молчал.
— Послезавтра в четыре утра на поляне на западной окраине леса Вейперта высадится группа наших парашютистов. Я проведу их через лес к Форбургу. Атакуем охрану моста именно в тот момент, когда начнется наступление наших войск.
Клос вскочил со стула, быстро заходил по комнате. Через лес Вейперта! Это же безумие! В лесу немецкий гренадерский полк!
— Операцию необходимо отменить! — крикнул Клос. — И немедленно изменить план!
Томаля смотрел на него с удивлением, не понимая, в чем дело.
— Что случилось? — спросил он Клоса.
— А то, что через лес Вейперта не проскользнет и мышь.
— Лес был чист. Об этом я сам лично сообщил командованию наших войск, — возразил Томаля.
— Да, но только до сегодняшнего дня, — уточнил Клос.
Рюмка в руке Томали заметно задрожала.
— Я уже не могу ничего сделать, чтобы приостановить операцию, — с горечью сказал Томаля. — Связист, который был сброшен с радиостанцией месяц назад, находится в Добжице, но я не знаю где.
— Как это не знаешь? Ты не имеешь связи? — с удивлением спросил Клос.
— Только через нашего человека в Добжице. Его имя Вейс. Он навещал меня один раз в неделю. Но теперь все дороги перекрыты немцами, и нет никакого сообщения…
— Необходимо сейчас же кого-то послать к этому Вейсу. Ты знаешь, где его можно найти? — с тревогой в голосе спросил Клос.
— Да, я знаю его адрес. — Клос понимал, что Томаля не должен говорить ему об этом, но ситуация была исключительно серьезная. — Баутзенштрассе, двадцать восемь.
— Необходимо немедленно кого-то послать. Это всего лишь около двадцати двух километров, — повторил Клос.
Томаля молчал. И только сейчас Клос заметил, что у его далеко не молодого собеседника, уставший вид: под глазами синие круги, губы сухие. «Держится из последних сил», — подумал Клос.
— Каких и сколько людей ты имеешь в своем распоряжении? — спросил его Клос.
— Новых, — ответил Томаля. — Только новых. Когда-то здесь жило немало поляков, — заговорил он быстро. — Целая улица — Добжицкая, это были настоящие поляки. Но они не дождались. Я, видимо, тоже не дождусь.