Ставка больше, чем жизнь
Шрифт:
— В этом доме вы всегда можете быть спокойны, — ответил Эдвард и посмотрел на часы. — Дом пана Пшетоцкого отличается гостеприимством.
Клос, поняв его намек, встал:
— Благодарю за беседу. Должен проверить, чем занимаются мои солдаты.
Обер-лейтенант вышел во внутренний двор и пересек его, направляясь к другому флигелю, где расквартировались его подчиненные. Клосу было безразлично, чем они занимаются. Он полагал, что они, как всегда, играют в карты. Выйдя на середину двора, он заметил фигуру человека, быстро удалявшегося от боковых дверей флигеля, в котором жил Пшетоцкий, в сторону видневшейся вдали деревни.
У Клоса было острое зрение — даже с такого расстояния он узнал Яна, камердинера Пшетоцкого.
7
После ухода Клоса Пшетоцкий несколько минут сидел молча. Он не сразу понял, что присутствующие ожидают, когда он поднимется и выйдет из-за стола.
— Пан ротмистр, — произнес старик, вставая, — это, может быть, не мое дело, но я хочу высказать свое мнение: лично я против того, чтобы вы вмешивали девушек в вашу конспиративную деятельность. Она не для них.
— Если бы вы знали, какие они отличные подпольщицы! — ответил Маевский.
— Вот как, — проворчал старик, — они должны воевать, а вы — заниматься политикой?..
— Пани сменила пароль? — посмотрел Маевский на Иоланту, когда за стариком закрылась дверь. — Не хотели бы вы поговорить со мной о деле?
— Я должна убедиться, что говорю с доверенным лицом.
— Бохун, — ответил Маевский, — ротмистр Бохун. А это, — он показал рукой на Эдварда, — поручик Журав. Зося, — обратился Бохун к девушке, которая сидела и как будто бы не слушала их, — будь любезна, выйди в коридор и, если появится немец, дашь знать.
— Есть, — отчеканила девушка, как солдат, готовый выполнить приказ.
Когда Зося вышла, Иоланта подала руку ротмистру.
— Ягода, — сказала она, — курьер из Лондона.
— Теперь нам нужно убедиться, — проговорил молчавший до этого Эдвард, который, казалось, любовался только ее стройными ножками, — имеем ли мы дело с нашим доверенным представителем из Лондона.
— Разумеется. — Девушка открыла небольшой изящный портсигар, вынула сигареты, нажала шпилькой кнопку. Из плоского тайника вытащила половину долларового банкнота. — Этого достаточно? — спросила она.
Ротмистр вопросительно смотрел на Эдварда, который, подойдя к окну, скрупулезно соединял две половинки банкнота.
— Все в порядке, — проговорил наконец Эдвард. — Только беспокоит меня этот немецкий офицер. Может быть, за вами, пани Иоланта, следили?
— Меня он также беспокоит, — ответила она. — Но я не заметила, чтобы за мной следили. Видимо, вы догадываетесь, что я приехала не только к вам. Вы — последняя инстанция, может даже самая важная, а до этого у меня были дела в Кракове, Варшаве и Радоме. Если бы было что-то подозрительное… Меня там охраняли.
— Разумеется, — сказал ротмистр. — А у вас есть что-либо для нас или…
— Сейчас, — ответила Иоланта. — Прошу вас, панове, на минуточку отвернуться.
Когда они отвернулись к окну, Иоланта быстрым движением расстегнула юбку, сняла с себя широкий, чем-то наполненный пояс. Мгновенно вынула из него несколько холщовых мешочков. — Все в порядке, прошу вас, панове, — проговорила она.
— Мне сразу показалось, что пани не по возрасту полновата в талии, — сказал Эдвард. — А теперь вы снова приобрели изящную фигуру.
Девушка ответила на комплимент очаровательной улыбкой.
— Прошу все это пересчитать и написать расписку, — обратилась она к ротмистру, который вынимал из холщовых мешочков долларовые банкноты и золотые двадцатидолларовые монеты.
— Все в порядке. Хорошо, что пани начала с денег. Имеем приказ разговаривать о делах только с тем, кто представит вот это, — показал он на мешочки. — Как всегда, присылают слишком мало, — добавил он, подписывая размашистым росчерком расписку. — Вы там, в Лондоне, — медленно проговорил он, — думаете, что мы выбрасываем деньги на ветер. То, что вы даете нам, — это капля в море. Мы должны закупать оружие, а иногда — платить тому, кто помогает вытащить из лап гестапо ценного для нас человека. Если бы вы знали, сколько это стоит!
— Напишите все это в рапорте, — холодно бросила Иоланта. — А теперь к делу. — Она замолчала, посмотрев на дверь.
На пороге стояла Марта. Горничная наверняка заметила долларовые банкноты и золотые монеты.
— Простите, что помешала. Я могу убрать со стола и позже, — проговорила она и скрылась за дверью так же тихо, как и вошла.
— Не волнуйтесь, пани Иоланта, прислуга у Пшетоцкого неболтлива.
— Это ваше дело, я уеду, а вы останетесь. Но до отъезда вы должны помочь мне в одном важном деле. Знаком ли вам зять Пшетоцкого, инженер Латошек?
— Отец Зоси? — спросил Маевский. — Как-то раз я его видел. Вам известно, что старик Пшетоцкий был против этого брака?..
— Это меня не интересует, — прервала его Иоланта. — В Лондоне знают, что Латошек перед вторжением немцев в Польшу оставил Пшетоцкому важную техническую документацию на свое изобретение. Речь идет о каком-то сплаве, и он необходим союзникам, поскольку может помочь в достижении победы над Германией.
— Мне ничего не известно.
— А я слышал что-то об этой документации от старика Пшетоцкого, — сказал Эдвард.
— Мы знаем, что немецкая разведка разыскивает эти бумаги. Они не должны попасть в руки немцев. У меня приказ — доставить документацию инженера Латошека в Лондон.
— Говорила ли пани со стариком Пшетоцким об этом деле? — спросил Маевский.
— Я — с Пшетоцким? — удивленно приподняла брови Иоланта. — Разве вы не знаете, что мне запрещено раскрывать себя? Я не имею права говорить с ним об этом деле.
— А инженер Латошек, — спросил Эдвард, — в Лондоне?
— Не могу сказать ничего определенного, пан Эдвард, — ответила Иоланта.