Ставка – жизнь и весь мир в придачу

Шу Алекс

— Поддерживаю, — поддакнул четвертый, мелкий с невыразительным лицом профессионального шпика, способного раствориться в любой толпе. Роскошный двубортный костюм цвета морской волны и кожаные итальянские туфли ручной работы в отличие от серой внешности сразу привлекали внимание, подчеркивая высокий статус владельца.

— У меня от присутствующих товарищей тайн нет, — заявил Владимир Петрович. — Все люди не простые, проверенные, занимают ответственные посты, допущены к секретам государственной важности, подписки давали. Дело с Елизаровым каждого из нас касается. Говори прямо, что произошло.

Семен Иванович несколькими скупыми фразами обрисовал ситуацию. По мере его повествования лица присутствующих мрачнели.

— У меня просто слов нет, — с окаменевшим лицом процедил Владимир

Петрович, когда полковник закончил. — Это же надо, даже такое простое поручение твои дуболомы запороли. Было сказано, привезти Елизарова для разговора, действовать аккуратно, человек не простой. Какого черта, его запугивать начали?

— Старший лейтенант напортачил, — пожал плечами полковник. — Он этих «новых хозяев жизни» ненавидит. А тут такой случай представился над кооператором поглумиться. Прохоренко, как я понял, сначала промолчал, смотрел реакцию Елизарова, а потом исправлять ошибку было уже поздно, под раздачу попал.

— Что это за Рембо такой недоделанный, Елизаров? — раздраженно буркнул толстяк. — Ладно, наших пацанов отлупил. Они ещё щенки зеленые, хоть мой Виталик рукопашкой с лучшими инструкторами несколько лет занимался. И, честно говоря, за дело вломил. Я своему ещё добавил, чтобы в следующий раз не жопой, а головой думал. Но чтобы четырех офицеров ПГУ уложить, отобрать оружие и сбежать, такого я даже представить себе не могу.

— Елизаров — очень опасный тип, — пояснил Семен Иванович. — Два раза привлекался к уголовной ответственности. Воровство и хулиганство. В третий раз грабеж не доказали. Рос во дворах со шпаной, дрался с детства. Несколько лет назад неожиданно увлекся боксом. По имеющимся сведениям в ринге на равных стоит с мастерами, некоторых даже переигрывает в спаррингах. И он не один с вашими пацанами бодался. Ещё водитель был, десантник, тяжеловес, мастер спорта по самбо, детина, ростом за метр девяносто и весом далеко за сотню кэгэ. Неудивительно, что они вдвоем легко вздули троих детишек. В случае с нашими сотрудниками, как я понял, сыграл фактор неожиданности. Елизаров сымитировал сердечный приступ, неожиданно локтем вырубил Семенова, затем укусил за нос и надавил на глаза Лемешову, а потом отправил его в грогги, сломав переносицу. Дальше все было проще, нокаутировал старшего группы, забрал ствол, заставил шофера остановиться, а потом вырубил.

— Что делать будем? — толстяк перевел взгляд на Владимира Петровича. — Я так понимаю, поговорить с ним мы сейчас не сможем? Ожидать несколько часов пока он проснется, глупо. Мы все люди занятые, у каждого много дел.

— Похоже, да, — мрачно подтвердил хозяин. — Мне Бобков звонил. Очень злой был. Ему уже сообщили. С нами не ссорился, выражения выбирал, но выразил недовольство нарушенными договоренностями и попросил отпустить директора «Ники» как можно быстрее. Добавил, что если к утру его не увидят, друзья Елизарова дадут большую пресс-конференцию, в том числе международным СМИ. Расскажут свою версию о кровавом КГБ и о конфликте с нашими детишками. Представляете, какой скандал начнётся?! Как я понял, у них ещё и возможности выхода на телевидение есть. Причем не только на наше.

— А ты что ответил? — помрачневший крупный седой мужчина резко дернул вниз расслабленный узел галстука и шумно выдохнул.

— Что я мог ответить, Борис Алексеевич? — пожал плечами тощий. — К тому времени информацией, что там произошло, не владел. Сказал, договоренностей не нарушали, возможно, кто-то из наших захотел с ним поговорить. Пообещал разобраться. Если кооператор у нас, отпустим.

— Так что, переговорить с ним сейчас никак? — уточнил мелкий в костюме цвета морской волны.

— Никак Николай Игнатьевич, — подтвердил полковник. — Агент «Леди» вырубила его спецсредством — иглой с парализующим и усыпляющим препаратом, в грудь влепила. Антидот, чтобы быстро привести в чувство, есть. Но специалисты рекомендуют его использование только в самых крайних случаях. Имеется вероятность серьезных последствий вплоть до летального исхода. Мы же не будем так рисковать?

— Не будем, — чуть помедлив, недовольно буркнул Владимир Петрович. — Только конфликта с Бобковым нам сейчас не хватает для полного счастья. Если бы вопрос с Елизаровым

стоял остро, можно бы было наплевать на его оскорбленные чувства. Вероятность международного скандала намного хуже. Сами знаете, как Михаил Сергеевич к этому относится. Если есть хоть малейшая вероятность, что мы не сможем его предотвратить, такого развития событий следует избегать. Засветка для нас смерти подобна. После неё нам даже сельмагом в глухой деревне управлять не доверят. Если начнут копать глубоко, представляете, дальнейшие последствия? Это в Союзе мы можем всё, или почти все. А над иностранными СМИ контроля не имеем. Зато они могут повлиять на самого. Мы же хотели с кооператором договориться, как сказать, подстраховаться и предложить выгодные проекты, от которого ни один нормальный бизнесмен не откажется. Сейчас это будет сделать сложнее. Думаю, после всего произошедшего, Елизаров будет очень зол. И неважно, что он скажет. Наше предложение воспримет за слабость, может попытаться сесть на голову. В любой момент может сделать пакость. Уголовники — люди злопамятные и мстительные.Тем более мы все вопросы легко порешаем и без него. Придется обойтись без подстраховки, после всего произошедшего, она невозможна. Пока невозможна. Пусть пройдет время, он успокоится, придет в себя, а там решим, стоит ли что-то делать дальше.

— Думаешь, он не захочет отомстить? — Борис Алексеевич прищурился, задумчиво рассматривая лицо хозяина.

— На данном этапе это исключено, — твердо ответил Владимир Петрович. — Елизаров, кто угодно, но не дурак. Уверен, Филипп Денисович аккуратно объяснил, с кем он имеет дело. И ничего непоправимого пока не произошло. Наоборот, можно так вывернуть, что кругом виноватым будет кооператор. Кстати, задание тебе, Семен Иванович. Налицо нападение на сотрудников Комитета и нанесение телесных повреждений, как минимум, легких и средней тяжести. Подготовь свою версию произошедшего, дискредитирующую Елизарова. До поры до времени, её придержим.

— Сделаю, — кивнул Семен Иванович.

— Бобков на своей должности не вечен, — продолжил Владимир Петрович. — Если возникнет необходимость, компромат применим.

— А сейчас, что с ним делать будем? Перевяжем атласной ленточкой и доставим обратно? — язвительно поинтересовался мужчина с незапоминающимся лицом.

— Именно, — усмехнулся тощий. — Только ленточкой перевязывать не будем. Сделаем проще. Семен Иванович, дашь команду своим людям, пусть Елизарова перевезут на конспиративную квартиру. Ту, которую ты можешь, без относительной опаски, засветить. Дождутся, пока он придет в себя, дадут краткие пояснения, самыми общими словами без конкретики, чтобы не оставалось неясностей, извинятся за Семенова и отвезут домой. Пока действуем так, дальше — видно будет.

— Может ему в качестве извинений деньжат подкинуть? — задумчиво почесал щеку Борис Алексеевич.

— Не стоит, — усмехнулся хозяин особняка. — Елизаров — официальный долларовый миллионер. На «чайке» раскатывает, несколько крупных кооперативов. Деньгами его не удивишь. И это, как любой презент, может быть расценено как наша слабость. Обойдется.

— Как скажешь, Владимир Петрович, — плотный седой мужчина развел руками. — Тебе виднее.

— Семен Иванович, всё понял? — повернулся хозяин к полковнику. — Выполняй. И проследи, чтобы Елизарова доставили домой в целости и сохранности. Нам лишняя головная боль не нужна.

— Сделаю, Владимир Петрович, — кивнул полковник.

Примечания:

«Девятка» — Девятое управление КГБ, занимавшееся охраной руководителей КПСС и правительства СССР. В том числе, охраной государственных дач, Кремля и других важных объектов. Дачные особняки партии в Подмосковье охраняли непосредственно сотрудники седьмого отдела «девятки».

Глава 1

Первым признаком выплывающего из темных глубин забытья сознания, стала боль, раскаленной иглой терзающая каждую клеточку головы и волнами расходящаяся по телу. Ощущение было такое, будто меня пытали, и каждый приступ, вызывал рефлекторное содрогание. Сквозь закрытые веки проникали светлые кляксы солнечных лучей, заставляя непроизвольно морщиться.