Ставка – жизнь и весь мир в придачу
Шрифт:
— Здесь побудьте.
Охранники спорить не стали. Послушно остановились. Я мысленно выдохнул и решительно двинулся вперед.
— Здравствуй, Ева.
Задумавшаяся девушка, невидящим взглядом смотрящая куда-то вдаль, вздрогнула. Беспомощно глянула васильковыми глазами:
— Здравствуй, Миша.
Сердце пропустило удар. За прошедшие пару лет Ева внешне почти не изменилась. Наоборот, даже расцвела, чуть округлилась, формы стали более мягкими и женственными.
Но прошедшее время и заботы оставили свой след. Милое личико болезненно осунулось, в глазах уже
— Зачем искала? — нарочито грубо спросил я.
— Подожди секунду, — Ева расстегнула куртку, полезла за пазуху, достала мятый и потертый конверт, и протянула мне. — Прочти.
— Зачем? — так же холодно осведомился я. — Что там такого, что я не знаю?
— Прочти, — безжизненным голосом повторила девушка.
— Ладно, — согласился я. — Давай.
Взял из тоненьких пальчиков надорванный, посеревший от времени конверт. Вытащил лист бумаги.
«С полями, в клеточку, из школьной тетради», — отметил автоматически.
Развернул, вчитался в первые строки, написанные аккуратным девичьим почерком, и обомлел.
— Это, что такое, мать вашу?! — просипел вдруг охрипшим голосом.
Глава 8
— Читай до конца, — попросила девушка. — Я потом все объясню.
Я снова опустил глаза, разбирая ровные буквы с красивыми завитушками.
«Дорогой Мишенька! Сильно заболела бабушка в Воронеже. Не почти встает с постели. Родители покинуть Москву по многим причинам не могут, поэтому придется ехать мне. Я её очень люблю и не могу бросить в такой момент. Папа уже купил билеты, через два часа поезд. Звонила тебе несколько раз, никто не брал трубку. Письмо оставляю у мамы, она должна тебе передать. Написала тебе адрес бабушки и телефон, она должна передать. Позвони мне, пожалуйста, буду ждать. Если окажешься в тех краях, приезжай в гости. Я буду очень скучать по тебе и мечтать о том дне, когда мы встретимся. Твоя Ева».
В груди вдруг закололо. В горле образовался колючий ком, стало трудно дышать. Я глубоко, с шумом выдохнул, приходя в себя, и спросил:
— Ты хочешь сказать, что написала это письмо перед отъездом?
— Да, — просто ответила девушка.
— Подожди, — я лихорадочно пытался понять, что происходит. — Твои родители сказали мне, что ты меня бросила. Они меня обманули? Как же так? Почему ты не позвонила?
— Я звонила, — вздохнула Ева. — Через два дня после приезда. Три раза набирала номер, долго держала трубку, бесполезно, слушала гудки.
— Точно, — страшное подозрение раскаленным кинжалом пронзило душу. — Ты же уехала в начале августа восемьдесят седьмого, правильно? У нас тогда неизвестные хулиганы два раза повреждали провод, почти неделю телефон был мертвый. Вот сука!
— Кто? — равнодушно спросила Ева.
— Да дядя твой, капитан Толик, — с досадой бросил я. — Кроме него некому. Твои родоки такое провернуть не могут, слишком интеллигентны. А вот ушлый мент — запросто. Подговорит шпану, чтобы провода резали, а они
— Я уже ничему не удивляюсь, — вздохнула девушка. — С тех пор как случайно нашла свое письмо в маминой шкатулке. Сначала переживала очень сильно, мучилась. Думала, почему ты не пишешь, не звонишь, потом мне родители сказали, что тебя с какой-то девушкой видели, вы смеялись и обнимались. Я тогда ночь не спала, плакала в подушку. Потом твердо решила, иди ты к черту, бегать не буду.
— Получается, твои предки меня обманули, — я скрипнул зубами. — Письмо спрятали, а тебе сказали, что передали?
Ева вздохнула, но промолчала.
— Они меня на разговор пригласили. И дядюшку мента позвали тоже, на всякий случай. Опасались за свои шкурки. Боялись, психану, — ядовито добавил я. — Сказали, ты меня бросила. Не захотела встречаться с уголовником. Сволочи!
— Не надо так, Миша, — Ева прикрыла глаза. Ей было очень больно.
— Они — мои родители.
— Сказал бы я, кто они такие, — я злобно оскалился. — Да только что это изменит? Ничего.
— Папа с мамой, просто хотели, чтобы я была счастлива, — таким же бесцветным голосом пояснила девушка. — Они думали, что поступают правильно.
— А бабка хоть больна была? — криво усмехнулся я. — Или участвовала в родительском розыгрыше?
— Была. Но не так, как рассказывали, — призналась Ева. — Меня отослали специально под этим предлогом, чтобы с тобой перестала встречаться. Бабушка была в курсе, её убедили подыграть. Но она действительно плохо себя чувствовала, семьдесят с лишним уже, болячек хватает.
— Понятно, — вздохнул я. — Развели как пацана.
— Приехала проведать родителей. Убиралась в комнате, случайно нашла письмо, которое мама должна была тебе передать. Закатила скандал, потребовала объяснений. Родители во всем признались, — добавила Ева. — Решила, что ты имеешь право знать правду.
Помолчали. Порывы холодного ветра теребили ещё зеленые листья деревьев, обдували леденящим потоком лицо, медленно и мрачно наливался чернотой серый сумрак.
— Как сама? — глухо спросил я.
— Нормально, — вздохнула девушка. — Перевелась на заочный. Два раза в год буду сюда приезжать на сессии. С родителями после такого жить не хочу. Лучше с бабушкой побуду. Она старенькая у меня совсем.
— Встречаешься с кем-нибудь?
— Есть парень в Воронеже. Ухаживает, подарки дарит, пока ничего серьезного, — призналась Ева. — А ты?
— Два года был свободен, ни на кого после тебя смотреть не мог, — откровенно ответил я. — Недавно встретил старую знакомую. И….
Помолчал.
— У тебя с ней серьезно? — васильковые глаза внимательно изучали мое лицо.
— Знаешь, — я выдохнул, собираясь с духом. — Наверно, да.
— Понятно, — девушка помрачнела. — Ладно, пойду тогда.
Ева не глядя на меня, поднялась со скамьи и двинулась к выходу сквера. Я молча глядел вслед съежившейся от ветра, поникшей и медленно удаляющейся фигурке. Ком в горле разросся до огромного шара, царапая глотку и мешая дышать, слюна отдавала кислой горечью, а сердце больно колола невидимая игла.