Ставки сделаны

Воронин Андрей Николаевич

Но тут ему в затылок уперся холодный ствол – скорее всего укороченного «Калашникова». Это подоспел еще один омоновец, страховавший своего товарища за дверью.

Всего их здесь было около десятка. Может, немного больше. Все, как один, рослые и широкоплечие. Они держали оружие наготове и, не колеблясь, использовали бы его, дай он им хоть какой-то шанс. Рядом стоял черный фургон без надписей – служебный транспорт.

– Я неуравновешенный, – предупредил Олег того, который стоял сзади. – И завалю этого ханурика раньше, чем ты из своей волыны пукнешь.

Он сознательно использовал воровской жаргон – пусть думают, что имеют дело с уголовником.

– Ему за это медаль дадут, – проговорил флегматичный голос за спиной Эрдмана. – И семью будут всю жизнь кормить бесплатно. Он не доживет до старости и не узнает, что такое импотенция. В общем, кругом – сплошные выгоды Тебе, кстати, тоже – пуля этого калибра гарантирует, что в тюрьму ты уже не сядешь. Никогда.

– Очень большое спасибо, гражданин мусор, – процедил, растягивая слова, Олег. – Только не согласный я.

С этими словами он резко присел и, словно заяц, сиганул через кусты, росшие по обе стороны от крыльца. Туда, где свет лампы рассеивался и ослабевал, – в темноту ночи.

Вслед ему хлестнула автоматная очередь. С веток посыпались листья, но Олег в этот момент вильнул в сторону, прижавшись вплотную к стене, и тут же – обратно, чтобы омоновцы не смогли удержать прицел.

Еще несколько коротких очередей прозвучало вдогонку.

Один раз пуля пропела совсем близко – волной горячего воздуха ему обожгло висок. Потом Олег услышал за спиной топот солдатских ботинок – несколько человек бросились в погоню, Можно было предположить, что еще одна группа сейчас обходит дом с другой стороны.

Остальные забрались в фургон, водитель которого завел двигатель сразу же после рывка Олега. Они скорее всего попытаются обогнать его и блокировать главную улицу на выезде из этого престижного района.

Все эти мысли стремительно мелькали в голове Эрдмана в то время, как ноги уносили его все дальше и дальше от злополучного дома. Сжимая в руке ПМ охранника, который он так и не выбросил, Олег обернулся и, увидев на расстоянии в полсотни метров три широкоплечие тени, сделал несколько выстрелов.

Омоновцы даже не замедлили бег.

Он перемахнул через какую-то канаву, оказавшуюся на пути, и побежал дальше. Легкие работали, словно кузнечные мехи. Не зная планировки этого района, он мчался куда глаза глядят. Преследователи не отставали.

Еще через двадцать-тридцать секунд этой сумасшедшей гонки по незнакомому району Олег решил, что пора менять тактику и показать зубы. Бросившись за угол первого попавшегося дома, он резко остановился, обернулся и присел на одно колено. Спокойно, словно на стрельбище, поднял пистолет на уровень глаз и замер, выжидая.

Преследователи тоже были не лыком шиты. Они не стали соваться следом очертя голову. Омоновцы применили тактику городских боев на территории с ограниченной видимостью, когда первый нападающий сбивает прицел противника, резко меняя уровень атаки, второй отходит назад, прикрывая третьего, а тот, собственно, атакует.

Но ребята не подозревали, что перед ними – не уголовник, а профессионал, в свое время изучавший те же приемы.

Когда первый омоновец показался из-за угла дома и сразу же ушел в низкий кувырок, Олег даже ухом не повел. Будь на его месте неискушенный боец, он попытался бы поразить движущуюся по земле цель, инстинктивно поведя стволом следом за ней. А когда в его поле зрения тут же появился бы второй омоновец, а затем и третий, толком не успел бы прицелиться ни в одного из них.

Поэтому на лице Эрдмана не дрогнул ни один мускул, когда омоновец, кувыркаясь, дал с земли две короткие очереди.

Это была скорее психологическая атака: попасть из такого положения он мог разве что случайно. Пули ударили в стену над головой Олега, осыпав его штукатуркой.

В это же мгновение из-за угла показался второй омоновец – он, как и можно было предугадать, отступил на несколько метров, чтобы прикрыть своего третьего напарника, который без промедления бросился на Олега.

Эрдман чувствовал себя так, будто находился в тире перед двумя мишенями, движущимися по разным дорожкам. Он дважды потянул спусковую скобу. Сухо треснули выстрелы, и тот омоновец, что был от него на расстоянии всего в полтора метра, будто налетел на невидимую стену.

Убивать парня Олегу не хотелось, поэтому он сознательно выстрелил сначала в торс, который был прикрыт бронежилетом, а потом, чуть качнув стволом, – в бедро. Омоновец споткнулся и рухнул лицом вперед, по инерции проехал по земле разделявшее их расстояние и почти что уткнулся лицом в туфли Эрдмана.

Олег отскочил назад, и еще одна очередь из «Калашникова» поразила пустоту. Сам он успел выстрелить еще дважды, заметил, как покосилась облитая лунным светом фигура того омоновца, который стоял дальше, и снова бросился бежать.

* * *

Было похоже на то, что преследователи целенаправленно гнали его в какую-то нужную им сторону. В пистолете осталось три пули, но ему ни разу так и не дали прицелиться.

Омоновцы, видно, поняли, что имеют дело не с простым бандитом, и теперь открывали массированный огонь каждый раз, когда Олег попадал в поле их зрения.

А это происходило уж слишком часто.

Можно было только гадать, сколько жителей этого престижного района проснулось от грохота автоматных очередей сегодня ночью. Но Олегу недосуг было об этом задумываться. Единственное, что он знал точно: командир ОМОНа завтра получит от своего начальства нагоняй за стрельбу в секторе элитной застройки, потому что телефон дежурного к полудню раскалится от звонков сытых и разгневанных граждан.

Мысль эта была приятной, но, к сожалению, в его положении бесполезной.

У Олега создалось впечатление, что омоновцы – повсюду. Чуть ли не в каждом втором переулке его встречали автоматные очереди или свет фар черного фургона, бивший прямо в глаза. Он понимал, что, прекрасно зная свой район, омоновцы загоняют его в угол, в тупик, из которого уже не будет выхода.

Улочки становились все уже и грязнее. На них стали попадаться кучи мусора, через которые ему приходилось перепрыгивать на бегу, и перевернутые железные баки, еще недавно горевшие, а теперь сочившиеся густым черным дымом.