Стая

Шетцинг Франк

— Ничего не изменилось со вчерашнего дня, — отметила Оливейра.

— Надо вскрыть парочку и посмотреть, что будет, — предложил Йохансон.

— Расщепить крабов?

— А что? Мы уже знаем, что под давлением они продолжают жить.

— Не жить, а прозябать, — поправила его Оливейра. — Мы даже не знаем, можно ли назвать это жизнью.

— Та штука внутри них живёт, — задумчиво сказал Рубин. — Всё прочее — не живее автомобиля.

— Согласна, — сказала Оливейра. — Но что с этой внутренней жизнью? Почему она ничего не предпринимает?

— А

что она должна предпринять, по вашему мнению?

— Ну, бегать, — Оливейра пожала плечами. — Клешнями шевелить. Откуда я знаю. Вылезть из панциря. Посмотрите на этих тварей. Если они запрограммированы на то, чтобы высадиться на сушу, наделать там дел, а после этого околеть, то в этой ситуации они оказываются в затруднении. И никто не придёт, чтобы дать им новое распоряжение. Они на холостом ходу.

— Правильно, — нетерпеливо сказал Йохансон. — Они в летаргии и ведут себя, как детские игрушки на батарейках. Я согласен с Миком. Тела крабов выведены безжизненными, в них есть лишь немного нервной массы: пульт управления для пассажиров. И я бы хотел этих пассажиров высадить и посмотреть, как они поведут себя в глубоководных условиях.

— Хорошо, — кивнула Оливейра. — Начнём резню.

Они спустились с галереи и подошли к пульту управления. Компьютер давал возможность управлять несколькими роботами внутри танка. Йохансон выбрал маленький двухкомпонентный манипулятор-робот. Над пультом вспыхнули несколько высокоразрешающих мониторов. Один из них показывал внутренность симулятора.

— Сколько штук вскроем? — спросила Оливейра. Руки Йохансона скользнули по клавиатуре, и камера послушно изменила угол зрения.

— Как порцию устриц: не меньше дюжины, — сказал он.

Йохансон активировал управление, и один из роботов двинулся из своего угла внутри танка. Верхняя его часть была начинена техникой, внизу располагался короб с густыми сетчатыми стенками.

— Переключаюсь на сферу, — сказал Йохансон.

С полозьев, неподвижно зависших над крабами, выдвинулся красный шар размером с футбольный мяч и медленно приблизился к животным, ни одно из которых даже не пошевелилось. Нижняя часть шара раздвинулась, и оттуда показались две изящные многосуставные руки. У конца манипулятора вертелся арсенал инструментов, из которых Йохансон выбрал слева щипцы, а справа маленькую пилу. Руки Йохансона орудовали двумя джойстиками.

Щипцы двинулись вниз, подхватили одного краба под брюхо, зажали его со спины и подвинули ближе к объективу камеры. На мониторе отразился гигантский монстр. Пасть у него шевелилась, ножки дёргались, но клешни бессильно свисали вниз.

— Моторика безукоризненная, — прокомментировал Йохансон. — Двигательный аппарат функционирует.

— Зато никакой типичной для вида реакции, — заметил Рубин.

— Да. Клешни не раскрывает, никому не грозит. Тупой автомат, ходячая машина. — Он двинул второй джойстик и нажал кнопку. Циркулярная пила начала вращаться, и он подвёл её к боку панциря. Ножки

краба судорожно задёргались.

Панцирь разломился.

Что-то молочное выскользнуло наружу и на мгновение, дрожа, зависло над разрушенным животным.

— Боже мой, — вырвалось у Оливейра.

Штука не походила ни на медузу, ни на каракатицу. Она была бесформенная. Волны пробежали по её краям, тело надулось и потом сплющилось. Йохансону почудилось, что внутри этой слизи пробежала молния, но в ярком свете прожекторов это могло быть обманом зрения. Существо внезапно переформировалось во что-то продолговатое, змеевидное и метнулось прочь.

Он ругнулся, поднял со дна следующего краба и вскрыл его. На сей раз всё протекало ещё быстрее, и желеобразный пассажир краба улизнул ещё до того, как кто-нибудь успел его разглядеть.

— Послушайте! — Рубин был явно воодушевлён. — С ума сойти. Что же это такое?

— Нечто, ускользающее от нас, — прорычал Йохансон. — Вот чёрт! И как нам эту соплю поймать?

— Но ведь мы её уже поймали.

— Как же, две кляксы, лишённые цвета и формы, где-то в бассейне. Удачного вам лова!

— Следующего я бы вскрыла внутри короба, — предложила Оливейра.

— Короб с одной стороны открыт. Оно сбежит.

— Не сбежит. Надо только успеть закрыть.

— Не знаю, управлюсь ли я.

— Хотя бы попробуйте.

Оливейра была права. На коробе манипулятора имелась задвижка. Йохансон захватил следующего краба и ввёл его внутрь короба. И только там поднёс пилу к панцирю краба.

Панцирь разлетелся. И больше ничего.

— Что, пустой? — удивился Рубин.

Они подождали несколько секунд — и Йохансон начал медленно выдвигать манипулятор из короба.

— Чёрт!

Желе метнулось из тела краба, но выбрало неверное направление и шлёпнулось о заднюю стенку короба, стянулось в дрожащий шар и зашаталось. Его растерянность — если ему можно было приписать растерянность, — длилась лишь мгновение. Оно вытянулось.

— Сейчас сбежит!

Йохансон успел подцепить манипулятором заслонку и опустить её.

Та штука распласталась и метнулась к заслонке. Но отпрянула и снова изменила форму. Её края расширились во все стороны, и она зависла в воде прозрачным колоколом, заняв собой половину клетки. Тело её изогнулось, и она стала походить на медузу, потом она свернулась — и в следующий момент внутри клетки снова завис шар.

— С ума сойти, — прошептал Рубин.

— Вы только посмотрите, — крикнула Оливейра. — Оно сжимается.

Действительно, шар сжимался, становясь всё плотнее.

— Ткань сокращается, — сказал Рубин. — Эта штука может изменять молекулярную плотность.

— Вам это ничего не напоминает?

— Ранние формы очень простых полипов, — соображал Рубин. — Кембрий. И до сих пор ещё есть организмы, способные к этому. Большинство каракатиц могут сокращать ткани, но они не изменяют при этом форму. Надо ещё поймать нескольких. Посмотрим, как они будут реагировать.