Стажер нелегальной разведки

Шарапов Валерий

Строй курсантов стоял молча. Каждый примерял ситуацию на себя, и это вызывало довольно тягостное впечатление. Прапорщик медленно ходил перед строем, даже не глядя в глаза слушателей.

– Поздно ночью возник пожар в оружейной комнате. Мы его быстро потушили, но вынуждены были составить акт о приходе в негодность двух автоматов, ящика с патронами и сумки с гранатами. Утром я с другим сержантом повез на мотоцикле это списанное имущество в штаб. Но на мосту мы не справились с управлением, мотоцикл слетел в реку. Его мы достать смогли, а списанное оружие и боеприпасы утонули. Глубоко было, да и течение быстрое.

К обеду приехала комиссия из штаба. Как водится, выдали нам по первое число. Замполит, после того как мы рассказали, что находимся практически в осаде, еще раз напомнил про приказ не трогать местное население. Только особист опросил нас об инциденте и с подозрительной ухмылкой подписал акт списания. Этой же ночью машина с местными, которая попыталась впечатать в стену наших солдат из патруля, была изрешечена очередями из двух автоматов. На следующую ночь еще три мотоциклиста с седоками были расстреляны в упор.

После этого во время комендантского часа неизвестные открывали огонь на поражение без предупреждения по любому, кто высовывал нос на улицу. Ночью в домах бургомистра и его заместителя взорвались гранаты. Никого не убило, но было неприятно. Наше штатное оружие и боеприпасы все время находились под охраной. На следующий день водопроводчики быстро починили колонки с водой, а местное население со щетками и тряпками бургомистр выгнал на улицу: стирать надписи со стен домов. Теперь любое указание нашего командира исполнялось незамедлительно. Продавцы и буфетчики радостно улыбались, едва завидев наших военнослужащих. – Прапорщик остановился напротив правофлангового: – Какой вывод вы можете сделать из сказанного, товарищ курсант?

– Как писал товарищ Ленин: «Всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться», – четко отрапортовал слушатель.

– Молодец, – оценил прапорщик.

Следующим стоял Павел.

– А вы, товарищ Савельев, какой вывод сделали для себя?

– У государства, находящегося в окружении стран-противников, должны быть силовые структуры. И в них должны быть обученные бойцы, умеющие защищаться, а значит, и убивать врагов.

Инструктор пристально посмотрел на Павла, тот глаза не отвел.

– Откровенно, но в точку.

Прапорщик подошел к одному из выпускников МГИМО, прекрасно знающему английский и французский языки, но имеющему неудовлетворительные оценки по стрельбе.

– Вот вы, курсант, сможете выстрелить в человека, в женщину или ребенка?

Молодой человек опешил:

– Не знаю, товарищ прапорщик.

– На огневой рубеж шагом марш!

Инструктор положил перед ним пистолет и магазин с тремя патронами:

– Заряжай.

Курсант вставил магазин в рукоятку пистолета и дослал патрон в патронник.

– Перед вами противник. Это юноша, подросток пятнадцати лет. Огонь.

Молодой человек поднял руку и долго целился. Рука затряслась и опустилась.

– Не могу.

На стрелка было жалко смотреть. Он чуть не плакал.

– Посмотрите на своих товарищей, – продолжил прапорщик. – Они сидят в грузовой машине и не видят, что к ним подкрадывается подросток с РПГ. Это видите только вы. Если вы сейчас его не застрелите, они все погибнут. Огонь. Раз.

Курсант вскинул руку и выстрелил.

– Два.

Хлопнул второй выстрел.

– Три.

Выстрел.

Все замерли.

Когда тросик притащил мишень, слушатели невольно выдохнули с облегчением и заулыбались. Одна пуля ушла в «молоко», вторая застряла в «грудной клетке», а третья впечаталась в «голову» мишени.

«Значит, еще поживем», – пришла невольная мысль.

Этот урок Фауст запомнил на всю жизнь. Он, да и все остальные, наверняка только теперь осознали, к чему их готовят.

Глава четвертая

Савельеву, несмотря на большие физические и психологические нагрузки, нравилось учиться в школе. В разговорах с товарищами все чаще вставал вопрос о будущем распределении.

Подкрался последний экзамен перед отпуском. С одной стороны, хотелось отдохнуть, повидать родных. Но с другой – Павел понимал, что второй год пролетит так же быстро, как и первый. Есть, конечно, курсанты, которые точно знают, куда они попадут. Если его дедушка перед загранкомандировкой получал инструктаж еще от самого Берии, а отец годами сидел «под корягой» в посольствах, то и для него забронировано хорошее место. Либо папа трудится в партаппарате, значит, пусть не загранработа, но теплое место в значительно разросшемся центральном штабе найдется.

У остальных будущее было туманным. Правда, иногда туман рассеивался и виднелись очертания то Жмеринки, то Кустаная, где тоже надо было заниматься профилактикой антисоветской и антигосударственной деятельности среди селян и сайгаков. Все как в старом бородатом анекдоте. «Может сын генерала тоже стать генералом? Может. А маршалом? Нет, потому что у маршала свой сын».

Значит, надо торопиться показать себя. Павел точно знал, что за каждым из них постоянно наблюдают, где-то в папочке копятся отчеты и характеристики, кадровики делают свои выводы. Экзамен-собеседование по результатам года – это шанс. Вопрос не в том, чтобы правильно ответить и проскочить. На нем будут присутствовать представители руководства разведки и контрразведки. Значит, надо сделать так, чтобы они заинтересовались. Но как?

Все курсанты – как яйца в инкубаторе: все в темных костюмах, в белых рубашках, галстуках. Все обучались на одних и тех же занятиях. Экстравагантность, мягко говоря, не приветствовалась. Даже бородка допускалась только на комсомольских значках у латунного Ленина.

Была у Павла домашняя заготовка. Весь вопрос, будет ли возможность ее использовать.

В экзаменационной комиссии сидели знакомые преподаватели, но присутствовали и незнакомые персоны. Именно перед ними лежали «личные дела» курсантов.

На вопросы об основах оперативной работы Павел отвечал как учили. Ну а как же еще? Он ждал вопросов от незнакомцев, присутствовавших на экзамене. Они не могли их не задать, пусть даже формально.

– Какие языки изучаете? – бесстрастно спросил уже порядком утомившийся незнакомец, мельком взглянув на Павла и быстро пролистав его худенькое «личное дело». По тому, как перед ним тянулись руководители школы, было понятно, что этот лысоватый кряжистый мужчина главный в комиссии. Вместе с ним принимал курсантов человек с острым, пытливым взглядом, неброской, незапоминающейся внешностью. Он почти не смотрел в «личные дела», но внимательно слушал и любил задавать вопросы.