Стекло и дерево
Шрифт:
Главный что-то писал. При появлении посетительницы он неохотно поднял голову, оторвавшись от бумаг.
– Карина Львовна!
– Да.
– Хотите попасть к дочери?
– Да, – похоже, на этот раз собеседники поменялись ролями.
– Пожалуйста, ступайте в отделение, прошу вас!
– А бумага?
– Бумага?
– Ну это, разрешение ваше, или как оно называется?
– Не требуется, – сухо ответил главврач и вновь уткнулся в записи.
– До свидания!
– Всегда к вашим услугам, –
Из-за простоты решения вопроса Карина Львовна начала подозревать: что-то тут не то! Не может же быть, всё так просто! Ещё несколько дней назад ей было категорически нельзя видеть дочь, а теперь – пожалуйста! А если и её запрут? Надоела, поди, своими посещениями? От страха у Карины Львовны подкосились ноги.
Что делать? Идти или не идти? Быть или не быть? Она решительно шагнула в сторону отделения. Перед дверьми Липутина показала санитарке пальцем вверх, как положено. Через три минуты спустился Рим Николаевич.
– Вы хотите увидеть дочь?
Сегодня что, поголовно все читают её мысли? Или, действительно, решили положить рядышком со спокойной девушкой Мариной?
– Я внутрь не пойду! – заявила Карина Львовна.
– А вам совсем не нужно заходить в отделение. У нас есть отдельная комната для свиданий. Там и поговорите!
– Комната для свиданий? Как в тюрьме!
– Грубоватое и неудачное сравнение, Карина Львовна!
– Простите, сама не знаю, что говорю!
Долго идти не пришлось, комната для свиданий располагалась в двух шагах от раздевалки. Карина Львовна робко открыла дверь и вошла. Она приготовилась к длительному ожиданию, но опять ошиблась. У самого порога комнатки стояла её дочь. Карина Львовна замерла.
– Здравствуй, мама! – Эвелина бросилась к ней на шею. Слёзы бурным потоком хлынули из глаз Карины Львовны, ведь не чаяла больше услышать это слово!
– Зачем ты плачешь, мама? Пришла, что ли меня расстроить?
– Нет, нет, что ты, Линочка! Просто я чувствую себя виноватой. Мы часто ругались в последнее время.
– В последнее время? Это когда?
– Неважно, неважно!
– Ты видишь, в чём я одета? Как в казарме, не правда ли?
– В казарме не дают халатов.
– О! Мама, да ты, оказывается, большой специалист по казармам!
– Что ты, Линочка! Просто к слову пришлось, вот и всё, – Карина Львовна во все глаза смотрела на дочку, пытаясь отыскать хоть краешек признака безумия, но безуспешно! Перед ней сидела абсолютно нормальная дочь, только вот, немного неподконтрольная. Зато не грубая, не озлобленная, или Лина ничего не помнит? Так-то было бы лучше. Для всех!
– А видишь, мама, какая у меня коса? – Эвелина перекинула толстую косу через плечо, совсем как Марина. – Как у Маньки из русской сказки!
Карина Львовна с отвращением поморщилась.
– Это что, обязательно?
– Я не знаю. Многие ходят с косами. Мне Рим Николаевич обещал объяснить почему!
– Как тебе тут?
– Что сказать по этому поводу? Психушка, она и есть психушка!
– А больные?
– Ты что мама! Так глаза-то расширила! Больные как больные! Просто психические!
– Не обижают?
– Да что я, девочка маленькая, чтобы, меня обижать?
– А ты не в отдельной палате живёшь?
– Живу? Живу! Ха-ха-ха! Мама, ты как выразишься, так хоть стой, хоть падай!
– Это тут тебя научили таким оборотам?
– Доцент Липутина Карина Львовна, не злитесь. Я живу в палате номер шесть, слышала о такой?
– Слышала, – убитым голосом согласилась мать, похоже, Эвелина совсем не осознаёт, где находится!
– А почему ко мне ни разу не пришла Алина? Владимир? Бабушка? Люська, наконец! Где они все? Если у человека беда, то плевать на него что ли?
– Почему же, плевать? Они не знают, что ты тут находишься. Все считают, что ты в Москве!
– Хороша Москва! Мама, ты мне оказала медвежью услугу! Я тут помираю от тоски, хорошо хоть Рим Николаевич, спасибо, не бросает меня! Да ещё Марина молодец! Хочешь, познакомлю?
– Мы знакомы.
– Да нет, не с Римом Николаевичем, а с Мариной, есть тут такая прикольщица!
Карина Львовна, опять поморщилась. Ужас!
– А есть здесь женщина такая: молодая, лет примерно двадцать шесть, плюс-минус два, волосы такие тёмные короткие, под подростка?
– Есть! А что?
– Ты, Лина, держись от неё подальше, пожалуйста!
– Почему? Она плохо на меня повлияет?
– Я потом всё объясню. Её, кстати, как зовут?
– Лариска!
– Что за идиотское имечко? – содрогнулась Карина Львовна.
– Так она идиотка и есть!
Карину Львовну поразила нереальность происходящего: она сидит в комнате посещений, в психушке и весело болтает с собственной дочкой! Это же, просто, ужас!!!
– Что ты, мама! – Эвелина успокаивающе обняла мать. – Я не ругаюсь, не обзываюсь! Это диагноз у Лариски такой – идиотка!
– Ничего смешного.
– А кто смеётся?
– Эвелина, когда тебя выпишет этот Рим…?
– Николаевич, Рим Николаевич, мама! Прошу запомнить!
– Хорошо, когда Рим Николаевич отпустит тебя домой?
– А пойдём к нему и спросим!
– Нет, спасибо, лучше пусть он сам придёт.
– Мама! Да ты что такая трусиха? Я даже не знаю, что и подумать! Ты боишься идти через отделение? – спросила Эвелина таким тоном, как спрашивает пловец человека, боящегося войти в воду, где глубина – по колено.
– Не то чтобы.
– Пойдём же, это совсем не страшно! – Эвелина потянула, мать за руку.
– Отпусти! – вырвалась Карина Львовна.
– Вот оно что! Ты, оказывается, ругаться пришла!