Стеклянная мадонна
Шрифт:
Аннабелла попыталась ответить, она дважды раскрыла рот, но не издала ни звука. Она пялилась на Бетти, как кролик, доживающий последние секунды, пялится на хорька, готового его удушить. Бетти всегда была хищным хорьком, к тому же болтушкой и сплетницей.
– Брось! Ты больше не мисс Аннабелла, так что хватит пыжиться. Я больше не жду, чтобы ко мне обратились, а говорю, когда мне вздумается. Я задала тебе нормальный вопрос: где ты откопала этого кузена?
– Уотфорд, я все объясню…
Кровать Бетти скрипнула, свидетельствуя о ее негодовании. Голос зазвучал язвительно:
– Оставь ты эту «Уотфорд»! Прошло то время, когда я была для тебя «Уотфорд». Меня зовут Бетти, а «мисс Уотфорд» я, так и
Аннабелла отлипла от стены и вцепилась обеими руками в одеяло. Она была напугана и совершенно беспомощна. Она уже представляла себе, как Бетти с утра пораньше выкладывает хозяевам всю правду о ней, после чего они с Мануэлем опять превращаются в жалких бродяг. Она пробыла в этом доме всего шесть дней, а ей казалось, что все шесть лет. Перед ней забрезжило довольство, даже счастье, о существовании которого она раньше не подозревала, но эта злополучная встреча грозила перечеркнуть все надежды. Уповая на сочувствие, она умоляющим голосом произнесла:
– Он… Он мне не кузен. Понимаешь, Бетти, мне пришлось назваться его кузиной, потому что мы скитались вместе. Он служил у нас конюхом. Он нанялся к нам сразу после твоего ухода. Он учил меня верховой езде, был со мной добр, поэтому, когда разразилась катастрофа… в общем, когда это случилось, я ушла из дому.
– Это точно. И подалась на Крейн-стрит. Отец рассказывал, что, узнав о своем происхождении, ты наложила на себя руки. Тебя все жалели, но напрасно, теперь ты угодила в славное местечко. Почему ты ушла с ним на пару? Ты заранее это наметила?
– Я ничего не намечала. Ровно ничего!
Бетти показалось, что она слышит голос миссис Легрендж. Она насупилась. Аннабелла продолжала:
– Я была больна, не владела собой. Я провалялась двое суток в болоте, а потом меня взяла к себе одна старушка. Она была знакома с Мануэлем. Я хотела идти в Лондон, нам с ним оказалось по пути, вот мы и пошли вместе.
– Вместе – это точно, – презрительно процедила Бетти. – Но почему вы задержались, а не двинули прямо на Лондон?
– Нам понадобились деньги и место, чтобы переждать зиму.
– И вот вы здесь.
Аннабелле показалось, что она сказала: «Сам Бог послал вас мне в лапы». Она закрыла глаза и опустила голову, чтобы, тут же встрепенувшись, взмолиться:
– Прошу тебя, Бетти, ничего им не говори, не выдавай меня. Я этого не перенесу.
– Это мы еще посмотрим. – Бетти встала. – Они славные люди, лучше не придумаешь, другую такую семейку днем с огнем не сыщешь, но если они чего не выносят, так это лгунов. Я вовремя это смекнула. «Сказать правду – значит посрамить дьявола» – любимая поговорка хозяйки. Все они придерживаются этого правила. «Кузены»! Сколько же времени вы бродяжничали вместе? – Не дождавшись от Аннабеллы ответа, Бетти сама прикинула: – Это случилось в июне, а сейчас уже ноябрь. Пять месяцев – большой срок для юной леди и ее конюха…
Намек остался без ответа. Бетти снова заговорила, но уже не тоном базарной кумушки, а с горечью:
– Неисповедимы пути Господни! В ту ночь, когда я прибежала домой после того, что случилось со мной по дороге, я думала, что не выживу. Я не осмеливалась во всем признаться родителям: они бы все равно не поверили мне, а сказали, что я зарвалась, поэтому мне и указали на дверь. Советовать им разузнать подробности у тети Евы Пейдж не было толку: она была с нами в ссоре. А знаете ли вы, что произошло со мной той ночью, мисс Аннабелла? – Она помолчала. – На меня набросился незнакомец – старый, грязный, зловонный! Я укрылась от дождя в сарае, а там оказался он. Он сорвал с меня платье… Я ни с кем до
Воцарилась гнетущая тишина. Лежа в оцепенении, Аннабелла, совсем как Розина, спрашивала Господа, почему Он так немилосерден к ней. Она не делала ничего дурного, однако ей все время приходится расплачиваться за чужие грехи. Почему, почему?! Разве можно и дальше жить в этом доме, под одной крышей с Бетти, люто ее ненавидящей? Нет, это немыслимо! Придется сказать Мануэлю, что ей здесь не место.
Вечером следующего дня она сообщила Мануэлю, что не может здесь оставаться. Сидя у него в домике и глядя на него через стол, она заявила:
– Я не могу здесь находиться. Я еле прожила сегодняшний день.
Он еще за завтраком догадался, что стряслось что-то. После обеда Майкл сказал ему в хлеву:
– Они не уживутся. Вот жалость! Обе такие хорошенькие – и смотрят друг на дружку зверем. – Он усмехнулся. – Потому, наверное, что Бетти не стерпела, что Аннабеллу так нахваливают. «Еще посмотрим, какова она в работе», – вот что сказала Бетти. Агнес говорит: «Послушная, что твой щенок!» А Бетти ей: «А я – старая сука, так что пускай остерегается меня». Засмеялась и побежала наверх. Мать сказала, что она весь день не давала Аннабелле спуску. Мать огорчена: ей нравится, когда в доме мир.
Сейчас, положив усталые руки на стол, Мануэль, разглядывая Аннабеллу в свете свечи, увещевал ее:
– Послушайте меня, Аннабелла! Давайте без обиняков: ни мне, ни вам отсюда нет ходу. На носу зима – долгая, тяжелая, холодная зима. Куда мы прибьемся в такое время года? Даже если бы нам нашлось местечко, разве новые хозяева сравнились бы с этими? Сами знаете, что об этом не стоит и мечтать: такая семья, как эта, одна на многие тысячи. Поймите, я чувствую себя здесь как дома, мне нравится моя работа, у нас с парнями уже есть общие замыслы. Мы замостим двор: в свободное время начнем вырезать камни на карьере в Бренке. Сделаем дорогу, вроде той, что я выложил у Скилленов. Мне здесь нравится. Я разбираюсь, где плохо, где хорошо. Я хочу работать у этих людей, хочу осесть здесь навсегда, вы понимаете?
Она смотрела на него во все глаза, даже приоткрыв рот.
– Вы имеете в виду, осесть на всю жизнь?
– Да, если получится.
Она взглянула на книги, на доску и карандаш и выпалила:
– Значит, вам не хочется остепениться, стать самому себе хозяином?
– Бросьте! – Он задумчиво пожевал губами и, постукивая пальцем по книге, нравоучительно проговорил: – Вы рассуждаете совсем как сочинитель этих сказок, Гримм или как его там… Каким образом я могу стать хозяином? У меня в собственности могла бы быть разве что тележка лудильщика. Вот что я вам скажу… – Он наклонился над столом. – В глубине души я всегда восставал против работы на чужих людей, у Меня был… как это… – Он снова постучал по книге. – Вы зовете это «девизом». Мой был: «Я сам себе голова». Когда мне становилось особенно невмоготу, я напоминал себе: «Ты ведь сам себе голова, Мануэль Мендоса». И заставлял себя верить в это. На самом деле я не хотел смотреть правде в глаза, а правда заключается в том, что мне никогда не командовать другими людьми. Эти последние дни я твердил себе: «Смени девиз, теперь ты работник мистера Фэрбейрна и им останешься». – Он перешел на мечтательный шепот: – Я уже фантазировал, что поселюсь в этом доме, сделаю его своим… – Он поднял глаза и огляделся, а потом заглянул ей в лицо. Собравшись с духом, он закончил: – Аннабелла, мне уже двадцать семь лет, мне нужна жена.