Стеклянная мадонна

Куксон Кэтрин

– Я познакомилась с этой его привычкой вскоре после того, как мы покинули вас, Эми. Боюсь, это меня не только поразило, но и возмутило.

Обе расхохотались. Аннабелла допила чай и оперлась спиной о каменную стену. Здесь ей было хорошо: она снова становилась сама собой, сбрасывала напряжение, переставала следить за своей речью, чтобы лишний раз не упомянуть Мануэля. Здесь он воспринимался как мужчина, живой, привлекательный, полный очарования, там – как кучер, слуга, существо низшего порядка, заключенный.

– Они просто не в состоянии

поверить, что я намерена продолжать в том же духе. Им не понять, что я готова отказаться от всего, что они мне сулят, ради жизни в фургоне. На днях я попыталась с ней поговорить, объяснить, что мистер Карпентер с радостью примет Мануэля обратно, так как пасынок и невестка окончательно оттолкнули его от себя. Как я ни напирала на то, что он ждет не дождется нашего возвращения, она смотрела на меня пустыми глазами, словно я разговариваю во сне и, проснувшись, пойму всю смехотворность положения.

Эми какое-то время молчала, а потом ответила:

– Видишь ли, девочка, куда бы вас ни занесло – так я понимаю, зная тебя, что ты от него не откажешься. Но учти, тебе будет нелегко: Мануэль – гордец и упрямец, так что тебе всю жизнь придется лезть из кожи вон, доказывая ему, что ты не сожалеешь, что променяла легкую жизнь на трудную. – Она кивнула в сторону Усадьбы. – Ох, и нелегко тебе придется! Уж поверь моему слову.

– После всего, что мне пришлось пережить за последние два месяца, меня уже ничто не отпугнет. Вы знаете, что завтра мне исполняется восемнадцать лет?

– Неужели?

– Да, Эми, завтра мой день рождения. Но я чувствую себя не восемнадцатилетней, а так, словно мне все двадцать восемь, а то и тридцать восемь лет. Вчера минул год с того дня, когда я убежала в Шилдс. Каких-то двенадцать месяцев! А мне кажется, что за это время я прожила несколько жизней. Я стала совсем другой, Эми: теперь я и думаю, и говорю не так, как год назад, не так, как она. – Аннабелла улыбнулась, погладила Эми по руке и добавила: – Маму это страшно расстраивает. Мисс Ховард, мою гувернантку, разбил бы паралич, услышь она, что порой выговаривает мой язык.

Обе негромко засмеялись.

– Знаете, Эми, если бы на мою долю не выпали все эти испытания, я бы так и не узнала, что значит жить по-настоящему. Я бы так и осталась правильной, чопорной мисс Аннабеллой Легрендж; кто бы ни стал моим мужем, я так и не познала бы истинной жизни. Я бы всего-навсего продолжила свое образование и научилась по всем правилам хлопаться в обморок.

Она шутливо закатила глаза, одной рукой слабо взмахнула над головой, другой подперла подбородок. На этот раз Эми не удержалась от громкого смеха.

– Верно говоришь, ты стала совсем другой.

– Эми… – К Аннабелле вернулась серьезность. – Сделайте мне одно одолжение.

– Все, что смогу, девочка моя. Все, что смогу.

– Поедемте на следующее свидание вместе!

– Поехать с тобой в Дарэм? Разве тебе не хочется увидеться с ним наедине?

– Хочется, но важнее убедить его, что они надо мной не властны.

Если он увидит вас, то поверит.

– Я с радостью. Но что скажут они? – Эми снова повела подбородком в сторону Усадьбы.

– Они ничего не пронюхают. Дядя Джеймс не предлагает мне своей кареты в дни свиданий. По другим случаям он мне ее навязывает, а для свиданий – нет. Я езжу туда в дилижансе. Мы успеем обо всем договориться, Эми.

– Непременно, непременно, девочка. Я втолкую ему, что он может досиживать спокойно.

– Спасибо, Эми. Убедите его в этом – и я буду счастлива. Но, конечно, не настолько, как после его освобождения…

7

Срок заключения Мануэля должен был завершиться в конце октября, но в первую же пятницу этого месяца он неожиданно явился в коттедж. Дело было в четверть четвертого пополудни; в коттедже как раз обедали. Харрис только что подал жареного зайца и принял у служанки блюдо со сливовым пудингом. Выйдя в холл, чтобы вернуться на кухню, служанка услышала стук в дверь. Открыв дверь, она увидела на пороге того самого кучера чужеземной наружности, из-за которого случилось столько неприятностей.

Они какое-то время молча смотрели друг на друга.

– Что вам угодно? – спросила служанка, опомнившись.

– Передайте моей жене, что я вернулся, – проговорил он.

Она разинула рот и с таким видом направилась к столовой. Рядом не было никого, у кого она могла бы спросить совета: ни Харриса, ни мисс Пиклифф, ни кухарки. Однако она догадалась, что входную дверь нужно закрыть – уж больно силен был ветер.

– Войдите, – сказала она ему.

Он вошел, держа в руке шляпу. Этот холл был ему хорошо знаком, словно он побывал в нем только накануне.

Служанка легонько постучала в дверь столовой, вошла, подкралась к Харрису, замершему у сервировочного столика, и прошептала:

– Это он!

– Что вы сказали? – так же шепотом переспросил Харрис.

– Он, Мендоса!

Харрис перевел взгляд на обедающих, но не повернул головы.

– Где он?

– Я оставила его в холле.

Теперь в затруднительном положении оказался Харрис. Кому доложить – госпоже или мисс Аннабелле? К мисс Аннабелле вернулся муж, но дворецкий никогда не должен забывать о приличиях. Он подошел к столу и, заняв позицию между госпожой и Аннабеллой, слегка наклонился сразу к обеим, но обратился к госпоже:

– К мисс Аннабелле пришли, мадам. Аннабелла неторопливо отложила нож и вилку и, подняв на дворецкого глаза, спросила:

– Кто, Харрис?

– Кто там, Харрис? – бесстрастно спросила Розина.

– Мануэль. Мануэль Мендоса, мэм.

Аннабелла пулей вылетела из-за стола и метнулась к двери. Ее ждал Мануэль – ее Мануэль! Он свободен! Она едва не повалила его с ног. Повиснув у него на шее, она спрятала голову у него на груди и запричитала:

– Мануэль, Мануэль, Мануэль… – Подняв голову, она выдавила: – Я не знала… Я думала…