Стеклянная тара
Шрифт:
– Что весь мусор будет на площади, – пошутил тот же мужик, что возмущался за штраф.
– Всё верно, – продолжила Карина Дмитриевна, бросив на него недовольный взгляд: мало того, что его трезвого легко можно спутать с пьяным, так он ещё и позволяет себе её перебивать. – Но ты особо не радуйся, сам себя мусор не уберёт и не рассортирует.
– Карин Дмитривна, а, правда, что Глазов нашёл крутую бутылку и получил огромную премию?
– Про бутылку – правда. Про премию – сомневаюсь. Вам же дай большую премию, так город перевернёте.
Мастерская наполнилась смехом.
Не любил Денис эти собрания. На него здесь смотрели свысока. Отправили в дворники в таком возрасте – значит больной, возможно, на голову. Не учиться же поехал. Например, для
Худой и лысый Иванов у них за главного. Он, вообще-то, был не рядовым дворником или мастером, а Инспектором. В его полномочия входил контроль за всеми остальными. Иванов не имел полномочий раздавать приказы, но мог наблюдать за выполнением, засекать нарушения, сообщать обо всём этом начальству. Ну и двух «товарищей» он к себе «прикрепил». Те тоже махали теперь языком, а не мётлами. Выглядели устрашающе, признавался сам себе Денис. Наглые, грубые. Готовые пойти дальше слов. Денис не сомневался, что именно такие как они могли и за город ходить. Отлавливать редких везунчиков, откопавших бутылку. А потом скажут – нашли, убирая подвал или чердак. Но попробуй мимо таких просто пройди. Они и так постоянно подначивали Дениса – эй, молодой, помоги мешки унести, принеси забытый инструмент. Послать их Денис не решался. Не на кого морально опереться, он был один. И побить могут, и подставить. И сейчас вот сидят, будто они и есть начальство, и перед ними тут распинаются. Остальные Денисовы коллеги разношёрстные, но в тоже время, такие как он. Такие как все. Уставшие, наполненные жизненными проблемами, смирившиеся со своей судьбой. Ничего ведь не изменится.
– Так, коллеги, я ещё раз напоминаю, что предпраздничную подготовку наверняка проверит главный инспектор. Не расслабляемся, заканчиваем всё вовремя. Чтоб в глаза, хотя бы ничего не бросалось. Забирайте праздничные баннеры и флажки. Это вам говорю, да. А вот вы, дуйте за побелкой. Как обычно – площадь и, максимум, улицы рядом…
Карина Дмитриевна прошла весь список задач, раздав их сотрудникам. Подписала накладные на выдачу материалов. Заполнила ведомости и приказала каждому расписаться. На Иванова взглянула исподлобья, но ничего не сказала.
– У меня всё, коллеги, – встала она из-за стола. – Разнарядка закончена. Сейчас, за мной. Разбираем инструменты-материалы, и расходимся по рабочим местам.
Денис продолжал стоять на месте, когда рабочие отправились вслед за Кариной Дмитриевной к кладовой. Дворники столпились в кучу – каждый намеревался взять мешок или ведро первым. «Охранник» Михаил Юрьич тоже вышел, кинув на Дениса косой взгляд. Денис убедился, что никого вокруг нет, с волнением в сердце подошёл к стене и взглядом отыскал нужный ключ. Вроде для хорошего дела берёт, а всё равно – без разрешения страшно. Он выглянул в коридор, заметил, как группа стремительно уменьшается и, пока не попался, сдёрнув ключ, присоединился к оставшимся.
***
Бочки с хлоркой находились в том же доме, что и контора. Несмотря на то, что Денис плотно закрыл за собой дверь, ветер всё равно продувал подвал сквозь бреши в стенах.
Помимо двух белых пластиковых бочек здесь хранились инструменты, если их ещё можно было так назвать. Четыре, может, пять ржавых совковых лопат со сбитыми кончиками; пара стёртых до черенка мётел и гнутые веерные грабли. Правда, «хранились», тоже звучит слишком громко: просто-напросто валялись на земле среди сгоревших, почерневших от времени и искр переходников и спутанных между собой проводов, покрытых кольцами жёлтой и голубой лент. Где-то в углу можно было заметить комки, когда-то использованных тряпок с пятнами краски и давным-давно высохшей грязи или цемента.
Денис надел рабочие перчатки с резиновым покрытием, защищающим ладони от раздражения химией. Они казались ему надёжнее тряпичных. И в них было чуть приятнее совать руку в наполненные дождевой водой урны после ливней. Он убрал крышку бочки в сторону, вдел правую ладонь в полиэтиленовый мешочек (в котором, до вчерашнего вечера ещё лежали его любимые с детства солёные крекеры) и, задержав дыхание, чтобы не сжечь слизистую, несколькими цепкими движениями набрал хлорки. Пересыпал в маленькую пластиковую бутылку. Затем развёл водой и отнёс к себе в рюкзак.
2
Снова лопнул наплечный ремень. Олег посмотрел на упавшую сумку. Он не мог понять, чего ему сейчас хочется больше – отпинать ногами этот долбаный кожаный мешок, футболить его, пока ноги не заноют от боли, или поднять, швырнуть в ближайшую стену и заорать. Заорать от отчаяния, само собой.
«Иди в почтальоны, сынок. Без куска хлеба не останешься, и целый», – увещевал Олега отец. – Прикидывайся, стони, но не лезь в шахту. Там если дают заработок, то в обмен на здоровье». Да уж, «кусок хлеба», оказалось, в прямом смысле. Не более. Олег не застал времён мифической всеобщей Сети, но тот же премудрый отец травил по наследству байки ещё своего отца (а тот, скорее всего, слышал от своего), дескать, каждый мог отправлять мгновенные сообщения, да ещё из дому. Отделения почты – почтамты – были местом сборищ ретроградов. Что такое ретрограды Олег не знал. Профессия такая, что ли. На кой куда-то ходить, если всё можно делать из дому? И какой же распрекрасный был мир, что до сих пор разгребаем за ними.
Зато сейчас без почтальона никуда, а сумку новую выдать не могут. Досталась Олегу торба, Бог знает, какого года, цвет уже с трудом разберешь – то ли синяя, то ли чёрная. В Синьевском их вроде не шьют, но могли бы заказать.
Вот, с утра сначала обойди все почтовые ящики, собери письма. По-умному называется «выемка корреспонденции». Олег думал, лучше бы слова такие сложные забыли, а не обновление сумок. Пока все точки обойдешь, да и где-то замок жвачкой заклеили, где-то обоссали ящик (это ж надо еще так раскорячиться или терпеть неделю, для напора).
Сейчас вынет из ящика всё, что вынимается и обратно на почту. По вторникам и субботам вывоз на пункт отправки, где корресп… короче, писульки эти забирают.
И что, кто-то специальный туда едет? Нет, всё те же почтальоны. И попробуй, опоздай – штраф впаяют (ха, это при условии зарплаты пятьсот кредитов). У Олега бывали мысли с осуждением. Он же нормальный, сильный парень. А прорвался работать на почте. Другие же перекапывают эти бесконечные шахты, подвозят нужные вещества на пищевые фабрики. Работают на гидростанции или с металлом. Это уже, правда, в других городах. Однако почта тоже оказалась не развлечением. Нет, на почте, конечно, не так жёстко, как в добыче и переработке, но и этому начальству неважно какая на улице погода, и с какой скоростью человек вообще может ходить. Однажды, ещё в детстве, Олег читал какую-то древнюю сказку, и там у одного коллеги был велосипед! Красота. Такие бывают и сейчас, но редко. Их, кажется, только восстанавливают, а не производят. В Синьевском просить какой-то транспорт бесполезно. Зачем, если ты и так успеваешь, ногами? Хотя велосипед топлива не просит, может, где поискать, кредитов за сто-сто пятьдесят. Хотя, кто ж такую вещь продаст. Разве что, владелец умер, но на такое везение лучше не рассчитывать.
Ох уж эти кредиты. Олег сам не мог понять, почему его это так беспокоит. Ведь не сказать, что все вокруг купаются в роскоши и едят со стеклянных столов. У всех одни и те же магазины с товарами. Тут ещё эта новость про бутылку. Чёрт, ну нет в мире справедливости. Вот нужна она этому дворнику?
Конечно, Олег слышал про Сборщиков, которые уходят за город, где-то копают, находят бутылки. У тех, наверняка, есть лишний кредитик за душой. А за него можно просто прийти и взять кроссовки, не откладывая несколько месяцев и не подклеивая старые. Можно, на крайняк, набрать кучу еды. Олег сам себя отругал за детские мысли. Ещё бы ящик сладостей сказал. Хотя, это здорово.