Стеклянные цветы
Шрифт:
— В могиле належусь, — «порадовала» она. — Ты чего так долго?
— Робинзон-четыре, ответьте, пожалуйста, — позвала Фредерика из рации.
— Опять начали! — кивнула Амелия, заворачивая снежный компресс в полотенце.
«Может, Трент наконец отозвался?!» — подумал Филипп, нажимая кнопку.
— Робинзон-четыре.
— Ой, мистер Берк! Я думала, вы уже ушли! — в голосе девушки послышалось облегчение. — Герр Цолль тут хочет…
Цолль перехватил у нее микрофон.
— Фредерика
— Да.
— Вы ни в коем случае не должны этого делать!
Филиппу с самого начала было ясно, что Цолль любыми способами попытается отговорить его: если делом занимаются профессионалы, то дилетанты должны не проявлять ненужную инициативу, а терпеливо сидеть и ждать.
— Мистер Берк, вы меня слышите?! — не услышав ответа, поинтересовался Цолль.
— Слышу.
— Группа будет на шоссе уже через час и сразу же начнет подъем.
— За это время я успею пройти полпути вниз.
— Вы что, готовы взять на себя такую ответственность — тащить больную беспомощную женщину в одиночку по снегу? А если вы заблудитесь, и нам придется выручать еще и вас?
— А если эти несколько часов, когда мы будем тут сидеть и ждать, окажутся для нее критическими? Вы готовы взять на себя такую ответственность? — огрызнулся Филипп.
— Доктор Ланг считает, что даже если ее госпитализируют утром, то никакой опасности нет.
— Доктор Ланг там, а я здесь, и я лучше вижу, что происходит. Ее нужно срочно доставить в больницу — понимаете, срочно! Поэтому я и просил Фредерику, чтобы на шоссе нас ждала машина скорой помощи.
— Да, она мне сказала. Но, мистер Берк, я все же прошу вас не совершать опрометчивых действий.
— Герр Цолль, я понимаю всю ответственность, которую беру на себя этим поступком. — Филипп глубоко решительно вздохнул. — Конец связи.
Обернулся к Амелии.
— Ну, а ты что скажешь?
— Пойдем уже, а? — в хмуром голосе послышались жалобные нотки. — Сил больше нет…
Возможно, ока боялась, что если его снова начнут отговаривать, то в конце концов убедят, поэтому хотела побыстрее убраться из дома. Молча, без возражений, дала себя одеть, даже, как могла, помогала. Чувствовалось, что каждое движение отдается ей болью, но она упорно старалась не стонать, хотя дыхание то и дело сбивалось, и губы сжимались в «ниточку».
Нормальных теплых штанов у нее не нашлось — все какие-то несерьезные, поэтому пришлось замотать ее дополнительно от подмышек до ботинок в одеяло и закрепить его несколькими булавками.
— Ну на черта это?! — впервые попыталась выступить Амелия. — Мне и так жарко, а тут еще…
— Тебе ближайшие два часа лежать чуть ли не прямо на снегу придется, —
Присел, застегивая последнюю булавку в районе колен, и взглянул снизу вверх — она молчала, только смотрела хмуро.
— Ну вот, теперь посиди, — помог ей снова сесть на диван, — мне тоже нужно собраться. Скажи-ка, — он заколебался, нащупывая в кармане визитницу, — тебе марихуана помогла хоть немного?
— Не знаю… Неподвижно сижу, так вроде чуть-чуть полегче, а шевельнусь — внутри как огнем жжет.
— Ладно, — вздохнул он, — вот тебе еще сигарета.
Подумал, что хуже ей не будет — по крайней мере, не от этой сигареты.
Напоследок он все же решил связаться с центром. Нажал на кнопку и внезапно поймал взгляд Амелии — напряженный, словно она хотела что-то спросить и не решалась.
— Центр, это Робинзон-четыре.
— Слушаю вас, — откликнулся Цолль.
— Я выхожу Вы не забыли мою просьбу насчет «Скорой помощи»?
— Значит, вы все-таки решили идти.
— Да.
— Ну что же… — Больше спасатель переубеждать его не пытался — заговорил по-деловому: — Если вы не выйдете на шоссе через три часа, начиная с этого момента, спасатели начнут подниматься по склону вам навстречу. Если застрянете где-нибудь в снегу, постарайтесь подать им сигнал, фонариком или — еще лучше — разожгите костер, среди ельника попадается много сухостоя. Спускаясь, держитесь середины склона, не отклоняясь ни вправо, ни влево — так им будет легче вас обнаружить.
— Спасибо. Я понял. — Филипп помедлил немного, но все же спросил: — Мистер Трент не звонил?
— Нет.
— Бла-бла-бла — свихнуться от тебя можно, — прокомментировала сбоку Амелия — похоже, очередная выкуренная сигарета уже сказалась. — И на хрена тебе папашка мой сдался? Я ж тебе говорю, плевать ему…
— Конец связи! — быстро сказал он и нажал кнопку — не хотелось, чтобы Цолль слышал это.
— …на меня с высокой горы!
— Не бурчи. Сейчас еще спички и фонарик возьму, и пойдем.
Напоследок он надел на нее куртку с капюшоном. Амелия послушно (лишь разок чертыхнувшись при неловком движении) просунула руки в рукава. Застегнул, окинул ее взглядом.
Бледная, всего за несколько часов осунувшаяся почти до неузнаваемости; тонкие сосульки волос прилипли ко вспотевшему лбу. И взгляд — лихорадочный, больной…
Три мили — по снегу, в темноте, без дороги…
Сейчас еще не поздно все отменить, сказать ей, что он передумал, что надо ждать, как велел Цолль!
Отменить, и этим, быть может, лишить ее последней надежды…