Стеклянные тайны Симки Зуйка
Шрифт:
Но Мику было этого мало. Целуя жаворонка, он дал ему еще зерно и просил слетать снова.
И взвился жаворонок вновь, Хотя в нем холодела кровь.На этот раз он вернулся через день и не дышал больше часа. Но очнулся наконец и сказал, что встретил ангела, который пропел ему:
«Пусть ни о чем не плачет Мик: Луи высоко, он в раю, Сам Михаил Архистратиг Его– Михаил Архистратиг – это начальник всех ангельских сил на небе, – разъяснила тетя Нора. – Как видишь, он оценил доблести Луи и простил ему его легкомыслие и ошибки…
– А дальше?
Дальше Мик скормил жаворонку третье зерно и упросил добрую птичку слетать на небо еще раз. Жаворонок слетал, но, упав обратно, – через три дня, – уже ничего не смог рассказать. Он в небе видел такое торжество, что его сердечко разорвалось от радости…
А Мик на пути из пустыни повстречался с шотландским охотником Дугл а сом, и показал ему слоновье кладбище, где можно найти сколько хочешь драгоценных бивней (это чтобы Дуглас не стрелял живых слонов).
Дуглас оказался не самым плохим человеком, не из тех европейских хищников-колонизаторов, которым наплевать на все, кроме наживы. Продав добычу, он отблагодарил Мика. Уезжая в Шотландию, он оставил Мику свой караван с товарами – целое состояние. Мало того! Дуглас побывал в гостях у негуса Менелика и предложил тому взять Мика в советники. Негус внял словам неглупого европейца. Скоро Мик стал знаменит своей мудростью и богатством. Его дворец в Аддис-Абебе был открыт для любого несчастного, для любого пришельца.
Слепой состарившийся Ато-Гано помирился с Миком и доживал свой век у него во дворце…
– Вот теперь – конец, – сказала тетя Нора. И положила тетрадь на подоконник. Дом на другой стороне улицы уже слабо розовел от света близкого утра.
Симка с минуту еще посидел на валике кресла. Ему не так уж важно было, что Мик разбогател и стал придворным. Важно, что Луи умер не совсем . Хотя и в другом мире, но все-таки он жил. И Мик это знал. И Симка знал. И в этом знании было утешение…
– Спать, – сказала тетя Нора. – Я преступница. Заставить ребенка сидеть без сна целую ночь. Всё-всё-всё! Вопросы и разговоры завтра…
Симка послушно улегся на диван, хотя спать не собирался. Он будет лежать и думать – про Мика, про Луи, про тайны африканских джунглей. И он стал думать. И увидел, как они вдвоем со светловолосым мальчиком отмахиваются боевыми топорами от наседающих пантер и гиен. Был ли мальчик тот, что встретился на берегу, или это был Луи, Симка не знал. И кто он сам – не знал тоже. Может быть, Мик? Это было неважно. Важно, что они вдвоем, и потому – никакого страха, только радость, что они вместе. К тому же хищники один за другим становились тенями, как только попадали под взгляд рогатого зверя с мордой громадной кошки. Зверь смотрел сквозь лианы, зорко охраняя мальчишек…
Зуёк
На следующий день они спали до полудня. Деликатная Раиса Валерьевна вздыхала в коридоре, но не решалась постучать. А когда Симка и тетя Нора наконец появились на кухне, соседка облегченно вздохнула: слава Богу, живы-здоровы…
Днем они побывали в Морском музее, и Симка с восхищением разглядывал исполинские модели петровских
И было еще два дня ленинградской жизни. Но Симка чувствовал, что эта жизнь уже стала приедаться ему. Видимо, накопилась усталость. Все больше думалось о маме, об Андрюшке, о Турени. Даже ночная картина разведения мостов не очень поразила его (хотя кругом все ахали). Симка сказал:
– Ну и что? Надо было строить повыше, как в нашем городе, тогда не пришлось бы разводить…
Про поэму «Мик» они с тетей Норой не говорили – словно боялись что-то нарушить в недавней ночной сказке.
Лишь в поезде Симка осторожно поинтересовался: не даст ли тетя Нора ему тетрадку, чтобы можно было снова почитать о Мике. Хотя бы отрывки. Но оказалось, что тетя Нора вернула тетрадь подруге…
Надо сказать, что в последние ленинградские дни и в поезде тетя Нора вела себя с Симкой сдержаннее, чем раньше. Разговаривала суше. Может быть, устала от него? Или просто считала, что выполнила по отношению к «племяннику» свои обязательства и теперь всё должно стать как раньше, до поездки?
Нет, они не ссорились, не показывали никакой досады, но отношения сделались… как-то официальнее, что ли. Симка в поезде все чаще говорил ей не «тетя Нора», а «Нора Аркадьевна», и она, кажется, не замечала этого.
Впрочем, беспокойства по такому поводу Симка не испытывал. Он всей душой рвался к дому и считал километровые столбы, которые мелькали за окнами с равномерностью минутных делений.
Поезд был «прямой», без пересадки в Москве.
На середине пути Симка спохватился, что не сделал ни единой записи в общей тетради, которую взял с собой для ведения дневника. Решил исправить это дело. Лежа на верхней полке, он карандашом вывел несколько строк большими, корявыми от вагонной тряски буквами:
1. Город и белые ночи.
2. Маятник Фуко.
3. Баркентины.
4. Залив и мальчик.
5. Мик.
Подумал и добавил отдельно, без номера:
Стеклянная выставка.
Так он коротко и емко выразил самое главное, что было с ним в этом путешествии. Кстати, Нора Аркадьевна не забыла, отдала ему свой стеклянный значок. Симка поотнекивался, но лишь чуть-чуть, для порядка…
Дома Симка произвел «неотразимое впечатление» своим столичным видом. Мама ахала, восхищалась и говорила, какая замечательная женщина Нора Аркадьевна (а та исчезла, едва доставив Симку домой, даже от чая отказалась). А еще мама утверждала, что Симка заметно вырос, стал длинноногим, «как заморский фламинго», и очень загорел. Хотя, казалось бы, северный город Ленинград – не лучшее место для загорания.
Симка порассказывал маме о чудесах, которые повидал. Потаскал на руках слегка отяжелевшего Андрюшку. При этом он удивлялся, как раньше мог злиться на братишку за его капризы и ревучесть. Ведь какой бы ни был, а родной. Потом пошел проведать дядю Мишу, который в сарае точил лопату – собирался сажать деревья. Накануне сильная гроза обломала неподалеку, на Запольной улице, старый тополь, дядя Миша подобрал несколько тяжелых двухметровых сучьев и решил вкопать их против дома. Сучья дадут побеги и через пару лет превратятся в настоящие тополя.