Стеклянные тайны Симки Зуйка
Шрифт:
Но город опять сделался добрым к туреньскому мальчишке Симке Стеклову, не захотел отбирать у него сказку.
Кто-то высокий шагнул из-за деревьев навстречу Симке. В белом кителе, в белой фуражке. Моряк? Ох, нет, милиционер. Потому что в галифе и сапогах.
– Остановитесь-ка, молодой человек…
Симка остановился, не зная, чего ждать. Опустил голову, вцепился в мокрые кромки коротеньких своих штанов.
– Что-то поздно вы гуляете… – полувопросительно заметил милиционер (как потом разглядел Симка – старший сержант).
Симка
– Конечно, поздно! Я сам не заметил. Вышел из дома, побрел, побрел… Потому что светло же… И время незаметное…
– Вон как! Бывает… А где живешь-то?
Симка назвал адрес. И добавил, что живет там временно, потому что приехал издалека. И что тетя, с которой он приехал, наверняка сейчас сходит с ума…
– Ладно, пойдем, – кивнул милиционер.
– Только не в отделение! – взмолился Симка. – А то она совсем…
– Не будем терзать тетино сердце, – согласился дядя с широкой полоской на погонах. – Пошли, у меня тут рядом мотоцикл…
В тряской коляске он стремительно доставил Симку к арке знакомого дома. Постукивая подковками по булыжникам мощеного двора, проводил до дверей.
– Ну, ступай, путешественник. Присутствовать при встрече с тетей не буду. Возможно, она примет воспитательные меры…
«Пусть примет, – отчаянно думал Симка, задыхаясь на крутых ступенях. – Самые «адекватные». Лишь бы не сказала, что я ей теперь совсем… никто… Лишь бы простила…»
Он отчаянно позвонил. Тут же открыла Раиса Валерьевна. Удивилась:
– Ты один? А где Нора Аркадьевна? Разве вы были не вместе?
– Мы… нет… Она еще не приходила?!
– Представь себе… Перед уходом она просила накормить тебя ужином, но потом вы ушли оба, и я решила, что она взяла тебя с собой… Странно…
Это было очень странно. И непонятно: хорошо или плохо? Скорее – плохо. Потому что куда она подевалась? Не могла же просто так оставить Симку одного на полночи, если обещала прийти в одиннадцать…
Симка тоскливо взял из-под половичка ключ от «их» комнаты. Вошел. Включил лампу. Сел на застеленный диван, упираясь острыми локтями в колени и подперев щеки. Что же теперь – сидеть так и маяться? И сколько минут? Часов?..
Уж лучше бы встретила и сказала, как когда-то брату: «А ну-ка, голубчик, вытащи из петель свой ремень…» Нынче-то характер у нее крепкий, не как в молодости, и она довела бы дело до конца. И пусть! Никогда с Симкой так не поступали, но теперь он и не вздумал бы сопротивляться. Потому что так ему и надо!.. А сейчас что делать? Надавать самому себе тумаков?
И он собрался от отчаянья врезать себе подзатыльник (забыв, что в этой-то ситуации опоздавший уже не он, Симка, а тетя Нора). И поднял руку… И услышал снаружи знакомые шаги и покашливанье.
Тогда все сместилось в Симкиной голове. Он стремительно скинул одежду, выключил лампу, юркнул под одеяло и притих.
Она войдет и спросит:
«Сима, ты спишь?»
А он скажет сквозь слезы (почти
«Ага, спишь … Вы где-то ходите чуть не всю ночь, а я должен спокойно спать, да? Вот если бы я так застрял где-то…»
В этот момент он даже не сообразил, что Раиса Валерьевна обязательно проговорится о его собственном позднем возвращении. Лежал и с хмурой мстительностью ждал…
Мик
Нора Аркадьевна вошла. И, конечно, сразу:
– Сима, ты спишь?
Видимо, он дышал так, что она поняла: не спит. И заговорила виновато:
– Ты, наверно, волновался, я понимаю… Так неожиданно все получилось. Странно даже… Сидели, разговаривали. На балконе. И время текло как-то… как вода сквозь пальцы. Мы очень долго не виделись, столько надо было обсудить… А на улице-то светло… Потом я взглянула на часы, ахнула. Подруги кинулись меня провожать, и как назло – ни одного такси. А это далеко, на Петроградской стороне… Сима, ты, надеюсь, не очень на меня сердишься?
Во время этой речи в голове притихшего Симки происходил новый переворот. Безмолвный, стремительный и… отчаянный. Словно кто-то крепко встряхнул его мозги и теперь безжалостно расставлял там всё как по шахматным клеткам.
Боже мой, какая же он скотина! Она волновалась, торопилась и ни на секундочку не побоялась сказать, что виновата, а он… чуть не устроил дурацкий театр!
Теперь Симка понимал, какой подлый обман он замыслил. Этим обманом он, как жидкой грязью, заляпал бы все хорошее, что было в нынешние дни. Потом не смог бы вспоминать без едкого стыда ни город, ни парусники, ни… мальчика со шхуной «Лисянский».
Симка даже не сообразил, что он ведь еще не успел сказать никаких обманных слов и что можно полежать и отмолчаться.
Его словно твердой рукой вытащили из-под простыни за шиворот (хотя никакого «шиворота» не было, Симка улегся без майки). Он встал уронил руки и голову, перед Норой Аркадьевной. Не Симка даже, а сплошная виноватость – костлявая, взъерошенная, в перекошенных трусиках. И… тихонько заплакал. Прямо как детсадовский малыш.
– Тетя Нора, простите меня, пожалуйста…
Второй раз в жизни он просил прощения без всякого стыда (первый – на набережной, у баркентин). С одним только желанием, чтобы она и вправду простила его. Чтобы все осталось чистым, незапятнанным.
Тетя Нора испуганно ухватила его за плечи.
– Господи… Симочка, что случилось?
– Потому что я… – всхлипывал он. – Тоже недавно… пришел… Тоже… гулял, гулял. Не заметил времени… А вам хотел соврать… будто давно сплю…
Она с великим облегчением опустилась на диван. Поставила Симку перед собой.
– Вот оно что… А я-то перепугалась, думала, заболел… Значит, мы оба загуляли, потеряли голову. Знаешь, это виновата белая ночь. Не правда ли?
– Ага… то есть да, – всхлипнул Симка уже с облегчением. – А вы… не сердитесь?