Стеклянный ангел
Шрифт:
Глава двенадцатая
Ну вот и все, почти закончила. Осталось только пол помыть теплой водой. Ну, это она скоренько. Хорошо, что краска так быстро высохла. Прошлую ночь ей пришлось спать в комнате отдыха, на стульях, которые то и дело разъезжались.
Ох, и нелегкая выдалась неделька. Надя трудилась без сна и отдыха, приводя в порядок эту небольшую комнату, которую им дали с Ясей в общежитии циркового училища. Когда они вошли в нее первый раз, Надя ужаснулась – неужели в таких условиях можно жить? Яся только рассмеялась и пожала
Пол какого-то серого цвета – то ли от грязи, то ли от того, что в последний раз его красили, наверное, при сдаче объекта. Желтые обои в подтеках, заляпанные окна. И самое страшное - три железные койки с панцирными сетками.
Яся с Ромкой пошли изучать окрестности, а она принялась за дело. Самое трудное было договориться с комендантшей о том, чтобы одну койку вынести и никого к ним больше не подселять. На это ушло два дня и почти все деньги, которые у них с Ясей были. Но это стоило того: комендантша дала клятвенное обещание, что никого к ним подселять не будет, третью койку вынесли, и Надя получила фронт работ.
Первым делом она сорвала обои.
– Не буду тебе мешать, - сказала с улыбкой Яся и ушла. Надя видела в окно, как они с Ромкой, обнявшись, ушли куда-то в город, в августовскую теплынь нового города, новых впечатлений. На миг кольнуло в сердце, она оперлась на подоконник, пытаясь сдержать слезы, потом огляделась, увидела ободранные стены, вздохнула и принялась за работу.
Через час на вахту общежития позвонил Ромка, Надю позвали, и она, сильно прижимая трубку к уху, слушала Ромкин голос – такой близкий, словно он стоял рядом, и все же далекий, потому что рядом с ним была не Надя, а Яся - Надя слышала ее смех. Ромка сказал, что они с Ясей проведут несколько дней на даче у однокурсника, с которым Ромка познакомился на вступительных экзаменах.
Наде стало так горько, что в какое-то мгновенье ей захотелось бросить все и уехать куда-нибудь к чертовой бабушке. Куда-нибудь на край света, подальше от этих влюбленных эгоистов. Но пока собирала чемодан, успокоилась, остыла и поехала в город искать хозяйственный магазин.
На новые обои и краску для окон и пола ушли оставшиеся от подкупа комендантши деньги.
К концу третьего дня Надя почувствовала, что у нее болят все мышцы. Но она не сдавалась - нужно было успеть до тридцать первого августа. Ей хотелось, чтобы их с Ясей учебе ничего не мешало.
Ну вот, теперь все готово.
Она присела на табурет у двери и с удовлетворением оглядела комнату. Она покрасила оконные рамы белой краской, разместила на подоконнике два горшка с красиво вьющейся традесканцией - выпросила у бабули-вахтерши, - повесила тюль и занавески, вымыла стекла, до блеска натерла их газетами. В комнате стало светло и уютно. Спинки коек она тоже покрасила белой краской, заправила новенькую, крахмально хрустящую постель, сверху застелила яркими цветными покрывалами. Мысленно она снова и снова благодарила Веру Алексеевну, директора детского дома, которая на прощанье вручила им троим огромные сумки, в которые, как она сказала, целуя их на прощанье, собрали
– Ну что вы, Вера Алексеевна, куда нам все это? У нас ведь и дома нет! Куда мы все это денем?
– Ничего, - ответила Вера Алексеевна, - будет, будет дом.
И, обняв Надю, добавила:
– Ты уж, милая, позаботься там о ребятах. Ты теперь вроде как за старшую.
Надя кивнула, улыбнулась. «Да, - подумала она, - теперь я за старшую». И дело было не в возрасте, они трое были одногодками. Дело было в другом. Вера Алексеевна, столько лет наблюдавшая за этой неразлучной троицей, давно поняла, что к чему.
Теперь все, что они получили в приданное, очень пригодилось. Надя перевела дух, и залюбовалась: как же стало уютно и красиво в этой казенной, прежде такой неприглядной комнатке. Яся не узнает ее, когда вернется.
Жалко, что Ромке нельзя жить здесь. Его поселили в мужской корпус. А впрочем, это, наверное, к лучшему. Надя не смогла бы спокойно спать, зная, что Ромка рядом. И Яся, наверное, тоже.
«Нужно навести порядок на полочках», - подумала Надя, и пошла распаковывать заветную коробку, спрятанную на самом дне огромного, занимавшего всю торцевую стену, старого шкафа, который Надя обклеила обоями, и теперь он почти сливался со стеной.
На местной барахолке у бородатого мужичка Надя купила очень недорого две книжные полки, еле дотащила их до общежития - везла сначала на трамвае, потом добиралась пешком от остановки. Потом еще целых полтора часа потратила на то, чтобы их повесить, - гвозди никак не хотели вбиваться в бетонную стену.
Теперь на одной из этих полок Надя расставила книги – их было совсем немного: Яся совсем не читала, а Надя любила, и еще с детского дома начала собирать книжки, в основном недорогие, в мягком переплете.
На другую полочку, ту, что висела над Ясиной постелью, Надя решила расставить стеклянную коллекцию. Это было все, что осталось Ясе от ее деда. Надя вспомнила, как внешне спокойно Яся восприняла известие о смерти старого стеклодува. На похоронах она стояла с окаменевшим лицом и только сильно сжимала Надину руку, так что у той потом еще долго болели пальцы.
После кладбища отправились на окраину, к ветхому дому с пристроенной мастерской, побродили по двору, зашли в комнаты. Яся как села у входа на покосившийся стул, так и сидела, не вставая все то время, пока они были в доме.
Вера Алексеевна сказала, что нужно собрать самое ценное. Яся не сдвинулась с места, а Надя быстро прошлась по дому, соображая, что можно взять.
Вера Алексеевна тоже открывала шкафы, перетряхивала постель, потом села рядом с Ясей, сказала, вздохнув: «Да тут и взять ничего, все рухлядь…»
Потом взглянула на Ясю, вспыхнула, запричитала: «Прости, девочка, прости родная!», обняла ее. У Яси слезы покатились из глаз, а Надя достала из шкафа какой-то старый ящик и стала складывать в него стеклянные фигурки. Она помнила: дед говорил, что некоторые из них очень дорогие.