Стеклянный ангел

Сидикова Зухра

– Я не отворачивался от тебя, мама! Я предлагал тебе жить со мной, но ты отказываешься!

– Я тебе еще раз говорю: мне не нужно ничего от этого человека! Мне не нужны его ворованные деньги! Как ты не понимаешь! Ведь он вор, вор! И тебя сделает вором!

– По-твоему, все у кого есть деньги, воруют? Это неправда! Я и сам раньше так думал, а теперь вижу, что это неправда. Он очень много работает. Он…

– Возвращайся, Миша, – перебила его мама, - возвращайся, сынок. Бросай все и возвращайся. И будем жить по-прежнему.

– По-прежнему?! По-прежнему?! Я не смогу жить по-прежнему! Как ты этого не понимаешь? Жить в нищете, от одной мизерной зарплаты до другой? Считать копейки? Чувствовать себя нищим?

– Он просто купил тебя со всеми потрохами! Просто купил тебя!

– Перестань, мама! Ты просто злишься на него! Злобствуешь,

что он не кинулся в твои объятия! Ты думала, что приведешь к нему сына, и он бросит свою молодую жену и женится на тебе? Только за то, что ты родила и вырастила его ребенка? Должно быть, все эти годы ты лелеяла эту мечту. Выжидала удобный момент! Но он не сделал этого, поэтому ты и бесишься. Поэтому ты так оскорблена. И не можешь просто порадоваться за меня. А чего ты хотела? На что рассчитывала? Посмотри на себя! Посмотри, как ты одета, посмотри на свои волосы, на свои руки! Посмотри на себя, мама! Ты ведь уже и на женщину не похожа!

– Замолчи!

Она ударила его по лицу. Первый раз в жизни. В его и ее жизни. У нее дрожали губы, но глаза оставались сухими, и в них он видел только гнев.

Он повернулся и вышел, закрыв за собой дверь, и не услышал, как она заплакала, прислонившись к этой, как ей показалось, навсегда захлопнувшейся двери.

Глава вторая

Эта черненькая на левом шесте очень даже ничего. Ножки, грудки и все остальное. Кривляется только слишком. Так вертит задом, что сейчас он, пожалуй, отвалится. Ха-ха! А вот блондинка справа толстовата. Определенно толстовата. Хотя на мордашку ничего себе. Послушай, паря, плесни еще. Оглох что ли? Повтори, говорю, то же самое! Только льда поменьше, а то в итоге одна вода остается. Вот жулье, все обмануть норовят - пойла чуть-чуть на дне, зато льда как в Антарктиде. Наливай, говорю! Чего, чего? Ты меня еще учить будешь? Указывать: хватит мне или нет? Да я сейчас пару звонков сделаю, и вашу помойку закроют навеки вечные! Наливай, а то хуже будет! Вот!.. А теперь давай – проваливай!

И почему в этих клубах всегда так музыка орет? Голова сейчас просто лопнет! И столько придурков на один квадратный метр! Столько бездельников обдолбанных! Ксс-кс! Красавица, иди сюда! Привет! Садись ближе! Как зовут? Алиса? Постой, постой! А-а-а!.. Вот теперь узнаю! А как же! А ты чего здесь такая раздетая? Работаешь? М-м-м.. А как же спорт? Ты ведь, кажется, спортом занималась? Надоело? Здесь больше платят? Понятно, понятно… А ты все такая же красотка! Конфетка! Ням-ням, так бы и съел! Почему не звонил? Некогда было. Очень много дел навалилось. Слышала? Смотришь телевизор? Это правильно. Молодец! Ты по какому номеру звонила? О, да это старый номер! Теперь у меня другой. Теперь у меня все другое! Жизнь другая! Послушай, может, сразу поедем ко мне? Так я не об этом. Не-не, никакого интима. Обещаю… Только танцы… Будешь танцевать только для меня. Поехали - у меня места много! Для танцев, конечно. А ты что подумала? Поедешь? Хорошо, подожду. Только очень много на себя не надевай, все равно снимать придется. Ха-ха! Шучу, конечно. Беги, жду. Официант, повтори! Кто еще там? Тихонько, у меня плечо не казенное, не надо по нему так стучать! А, это ты… Ты чего здесь? Тебе спать еще не пора? Я ведь говорил тебе тыщу раз, чтоб прекратила меня преследовать. А мне плевать! И не надо мне сцены ревности устраивать. Не надо! Тебе-то что за дело? Знакомая. Ну и поедет, тебе-то что? Отстань, говорю! Кира, иди домой! Чего? Беременная? Три месяца? А ты уверена, что от меня? Ничего, беги - расскажи мамочке. Она знает, что делать в таких случаях. Возьми вот денег. И больше не звони. И хватит караулить возле дома! И в офис прекрати таскаться. Не трогай меня, Кира! Не трогай, говорю! Отстань! Ах ты, дрянь! Все лицо исцарапала! Пошла вон! Пош-ш-шла! Официант, налей еще! Ну и что? Упала так упала! Встанет. Не надо меня стыдить! Пусть плачет, ей не привыкать.

Послушай, что это за женщина там у стойки? Смотрит на меня… Не может быть… Какие у нее глаза… Неужели? Вот - снова смотрит… Жанна! Жанна! Подожди! Подожди, прошу тебя! Не уходи! Мне нужно сказать тебе!.. Постой! Отстаньте от меня, гады! Мне нужно бежать! Бежать за ней! Да вот вам ваши деньги! Не задерживайте меня! Жанна! Жанна! Подожди!

* * *

Он пришел в себя уже в самом конце улицы, по которой бежал, пытаясь догнать женщину в темном плаще в полной уверенности, что догоняет Жанну.

Она

шла, не оборачиваясь. Ветер развевал полы ее плаща и длинные волосы, распущенные по плечам. Теперь он засомневался, замедлил шаг. Да нет, это не она. Совсем не похожа… С чего он взял? Эта, кажется, выше, и волосы другие, и походка… Или она? Вот когда встряхивает головой… и это движение рукой… когда поправляет волосы… Миша снова побежал, и расстояние между ним и женщиной значительно сократилось. И вдруг она свернула в переулок и исчезла в темноте, словно ее и не было. Он вошел в этот черный тоннель, - образованный кирпичными стенами и аркой, тяжело нависающей над головой и опасно осыпающейся кусками отсыревшей штукатурки, - в конце которого мерцал голубоватый свет. Прошел его и оказался в старом дворе, со всех сторон окруженном серыми приземистыми домами. Здесь было сыро и душно как в колодце. Голубоватый свет исходил от неоновой вывески, прикрепленной над массивной железной дверью крайнего слева подъезда. «Бюро ритуальных услуг», - гласила вывеска. Миша оглядел безлюдный и тихий двор. Угрюмо темнели окна домов. Миша вгляделся и понял: дом необитаем, его готовят под снос. В некоторых окнах были выбиты стекла, и теперь торчащие, словно острия ножей, осколки стекла чуть блестели в мерцающем голубом свечении. Жителей, очевидно, выселили в новые дома, в новые квартиры. В тех новых квартирах, - подумал Миша, - наверняка, больше света и воздуха, чем здесь. Только эта похоронная контора продолжала делать свое дело в самом подходящем для этого месте. В месте, в котором больше не осталось людей… не осталось жизни…

Где тут могла спрятаться Жанна? В одном из этих сырых темных подъездов? Миша сделал несколько шагов вперед, и вдруг из самого дальнего, оставшегося неосвещенным, угла - свет неоновой вывески туда не доходил - раздался глухой урчащий звук. В следующее мгновенье, резко вспыхнули фары, и мимо, чуть не сбив его с ног, пронесся и скрылся в черном тоннеле автомобиль. Миша стоял, зажмурившись, ослепленный этим внезапным ярким светом, и чувствовал как рвется из груди, загоняясь, сердце, и холодный ноябрьский воздух застревает в горле, словно кто-то невидимый затянул на шее жгучий хлыст, не оставляя ни малейшего просвета для глотка живительного кислорода, для глотка ускользающей жизни.

Глава третья

Нужно было поговорить с Семеном. Нужно было выяснить, во что бы то ни стало, что происходит. Сходит ли Миша с ума, или действительно Жанна вернулась? Семен должен знать хоть что-нибудь, ведь они с Жанной были друзьями.

Миша знал, где искать Решетникова. Следующим же вечером он отправился в маленькое кафе недалеко от здания Прокуратуры. Он чувствовал себя усталым и опустошенным, после того как целый день в офисе раздавал поручения, и делал вид, что прекрасно ориентируется в этом хаосе цифр, сводок, отчетов, хотя очень хотелось послать все это к чертям собачьим, и вырваться из скучной душной пустоты на свежий воздух, на свободу. Хотелось взять фотоаппарат, сесть на электричку, и ехать, ехать куда-нибудь туда, где нет этих кислых рож, вымученных улыбок. Хотелось снова стать тем нищим Мишей Плетневым, который был свободным. Но фотоаппарата у него больше не было. Зато были деньги, машины, недвижимость, положение. И понимание того, что с минутной слабостью нужно бороться. И с безумными мыслями тоже.

Он увидел Решетникова сразу. Тот сидел в самом углу, у окна, и, низко наклонившись над столом, что-то увлеченно ел. Миша подошел поближе и увидел это что-то, оказавшееся огромной зажаренной целиком рыбиной, обложенной помидорами и кольцами маринованного лука.

– Добрый вечер, Семен, - поздоровался Миша.
– Можно к вам?

– Здравствуйте, Плетнев, - с набитым ртом ответил Решетников. – Конечно, можно.

– Спасибо, - сказал Миша. Сел напротив, щелкнул пальцами официанту. – Только я теперь не Плетнев.

Решетников уставился на Мишу, вилка застыла в воздухе на полпути к жующему рту.

– Точно, точно. Как же это я? Вы у нас теперь Сенин. Сенин Михаил… Германович? Если не ошибаюсь.

– Не ошибаетесь, - сказал Миша и повернулся к подошедшему официанту:

– Принеси-ка мне, милейший, водки, граммов двести.

– О, так вы теперь и выпиваете? – изумился Семен, сам бывший заметно навеселе.

– Теперь выпиваю, - сказал Миша. – Теперь я все делаю.

– Вот Жанна удивилась бы, - сказал Решетников, - она мне все время вас в пример приводила. Вы у нее были самый, самый. Мальчик-одуванчик.