Стеклянный Дворец
Шрифт:
За следующие несколько дней между Спарк-стрит и улицей Торговцев, между Калибари и конторами тиковых компаний заструился ручеек сообщений. Наконец, когда дирекция железнодорожной компании Чота-Нагпур объявила о своем решении, стало известно, что некий мистер Раджкумар Раха, чье имя не было известно в мире тика, сумел перебить ставки крупнейших компаний.
Только на этом контракте Раджкумар-бабу получил прибыль в восемь лакхов [22] рупий - целое состояние. В знак благодарности он буквально выстроил храм заново, вымостив полы мрамором,
22
Лакх - в Индии и ряде других стран 100 тысяч; обычно используется при указании денежной суммы в рупиях.
"Ты поймешь, Ума, о чем я говорю, когда я добавлю, что Раджкумар-бабу - выходец не из того круга, к которому ты привыкла. Ты найдешь его грубоватым и даже немного неотесанным в манерах. Без сомнения, тебя поразит, что хотя он бегло говорит на нескольких языках, включая английский и бирманский, он практически неграмотный и не в состоянии даже написать собственное имя.
Дома, в Индии, у человека вроде Раджкумара-бабу было бы мало шансов познакомиться с обществом людей вроде нас. Но здесь, в Бирме, более небрежные стандарты. Некоторые из богатейших людей города - индусы, и большинство начали не более чем с узелка с одеждой и жестяной коробки.
Я полностью отдаю себе отчет, что в Индии человек положения Раджкумара-бабу едва ли мог надеяться на то, что его будет развлекать, или вообще даже примет окружной администратор. Но ты должна понять, что он жил в Бирме так долго, что теперь стал больше бирманцем, чем индийцем, и его можно принять за иностранца. Надеюсь, что ты это учтешь, а я буду бесконечно благодарен тебе за снисходительность в этом вопросе".
Вместе с почтой прибывала и специальная посылка - отправленный из Бомбея на пароходе свежий лед. Вечерами в те дни, когда приходила почта, администратор любил сидеть в саду в плетеном кресле и пить что-нибудь со льдом. Ума подождала, когда администратору подадут его виски, а потом прочла письмо дяди. В конце чтения муж взял лист бумаги из ее рук и закончил читать сам.
Он вернул ей письмо с жестом сожаления.
– Если бы это было в моей власти, - сказал он, - я бы с радостью сделал одолжение твоему дяде. Но к сожалению, об этом не может быть и речи. Инструкции правительства совершенно четкие: их величества нельзя посещать.
– Но почему?
– воскликнула Ума.
– Ты же администратор. Ты можешь позволить ему прийти, если захочешь. Никто и не узнает.
Администратор бросил очки на одноногий столик у кресла.
– Это невозможно, Ума. Я должен послать запрос в Бомбей, а оттуда его переправят в Секретариат по делам колоний в Лондоне. Это может занять месяцы.
– Только чтобы посетить Отрэм-хаус?
– Наши учителя, - начал администратор, так он обычно шутливо называл британских коллег, - наши учителя не хотят политических проблем в Бирме. Это их самая богатая провинция, и они не желают рисковать. Король - единственный человек, который может объединить страну против них. Там больше десятка различных племен и народностей. Монархия - единственное, что их объединяло. Наши учителя это знают и хотят быть уверенными, что короля забыли. Они не хотят быть жестокими, им не нужны мученики, они желают лишь чтобы король был стерт из памяти, как старый зонтик в пыльном шкафу.
– Но что может изменить единственный посетитель?
– Он может вернуться и начать разговаривать. Что-то попадет в газеты. Колониальная администрация даже не позволяет фотографировать короля из страха, что карточка может вернуться в Бирму. На днях мне пришло письмо от фотографа, женщины из Персии. Она находится в фотографическом туре и хотела остановиться здесь и сделать несколько снимков в Отрэм-хаусе. Я направил ее просьбу в Бомбей и через несколько недель получил ответ: фотографировать королевскую семью не дозволяется. Политика правительства.
– Но это чудовищно, - воскликнула Ума.
– Вовсе нет, - администратор прищурился.
– Просто благоразумно. Думаешь, Бирме послужат на пользу политические волнения? Думаешь, этот человек, Раха, смог бы разбогатеть, если бы до сих пор правил Тибо? Если бы не англичане, бирманцы наверняка восстали бы против этих индийских предпринимателей и выгнали бы их, как стадо баранов.
Ума знала, что не сможет переспорить администратора. Она понизила голос и положила ладонь на его руку.
– Знаешь, - сказала она, - я ведь прошу тебя об этом не ради короля и даже не ради дяди.
– Тогда почему?
Ума поколебалась.
– Скажи мне.
– Из-за Долли.
– Долли?
– Она живет здесь всю жизнь практически как пленница и не может представить иной жизни. Но однажды ей придется покинуть Отрэм-хаус, и куда она отправится? Она забыла про Бирму, и думаю, ей нужно поговорить с кем-нибудь, кто мог бы ей напомнить.
– Долли может вернуться в Бирму, когда пожелает.
– Но у нее нет там семьи, она никого там не знает. Именно потому ей и нужно встречаться с людьми, которые там живут.
Администратор замолчал, и Ума почувствовала, что он начинает уступать.
– Это такая мелочь, - давила она.
– Уверена, что можно найти решение.
– Что ж, тогда ладно, - наконец произнес он с гневной ноткой.
– Если это так много для тебя значит, я полагаю, кое-что можно сделать.
– Что?
– Я могу пригласить этого Раху сюда в качестве моего личного гостя. Скажу, что он родственник по линии жены. И тогда, если он нанесет визит в Отрэм-хаус, это может быть просто частный визит, ничего официального.
– Я будут так рада...
На следующее утро дядя Умы в Рангуне получил телеграмму, в которой говорилось, что его друга мистера Раху с удовольствием примут в Ратнагири в качестве личного гостя администратора.
Глава двенадцатая
Через несколько мгновений после прибытия парохода по набережной прошел слушок, что на борту богатый принц, некий Раджкумар, иностранец, сорящий деньгами. Эти разговоры сделали свое дело: сходни осадили кули и носильщики, зеваки переместились с тенистого берега и собрались на пляже.