Стеклянный Джек
Шрифт:
Он запомнил всё, что слышал, пока был в тюрьме.
Рёбра, окутанные жесткими кожистыми мембранами, он оставил вместе со слоем подкожного жира. Но позвоночник вытащил, как и кости рук и мышцы, большие берцовые кости и малые берцовые кости, желто-красные в неутомимом сиянии светошеста. С тазовыми костями пришлось повозиться, но он и с этим в конечном итоге справился.
Он заснул, когда одолела усталость, и съел столько ганка, сколько смог, а потом переключил внимание на ноги. Стеклянные ножи приходилось постоянно точить.
Но он был терпелив и осторожен, он привык работать со
Вскоре дело было сделано.
Он обдумал следующий ход. Он понимал, конечно, что избыток холода какое-то время будет проблемой, а потом его место займёт избыток тепла. Жак не мог из подручных средств изготовить устройство, позволяющее как-то избавляться от последнего; он мог лишь надеяться, что сумеет всё перенести и успеет добраться до места назначения прежде, чем угроза станет смертельной. Лёд должен был ему помочь.
Поэтому Жак сосредоточился на задачах практического свойства. Он соорудил толстую швейную иглу из кости и украсил большой разрез в основании спины Гордия кружевами из сухожилий. Большое тело Гордия, лишенное большей части костей, в невесомости походило на полуразобранную палатку.
Затем Жак утрамбовал одну из пустых рук Гордия льдом. После проделал то же самое с одной из ног – запихивал в неё лёд, пока она не превратилась в конечность больного элефантиазом [14] . Другую ногу он заполнил льдом только до середины голени, а потом осторожно засунул внутрь скруббер. Кожа растянулась, словно боа-констриктор, поглощающий добычу.
14
Элефантиаз, или слоновость, – болезнь, при которой в результате разрастания кожи и подкожной клетчатки пораженная конечность (чаще всего нога) значительно утолщается.
Почти всё.
Он пришил синтез-ячейку к лопаткам, как рюкзак. Тепловая отдушина располагалась снизу, и, если бы бескостная рука Гордия сохранила способность двигаться по собственной воле, она бы могла дотянуться к этому отверстию.
Ещё три вещи.
Он собрал одежду со всех трупов, соорудил из неё вещмешок. Туда пошел весь оставшийся лёд. Разрабатывать жилу дальше не было необходимости. Имевшихся кусков как раз хватило, чтобы наполнить мешок. Жак с двух сторон приметал его края к коже живота Гордия.
Он направился к телу Давиде и забрал свой кусок стекла. Давиде отдал его без возражений, поскольку был мёртв. Теперь Жаку предстояло как следует повозиться, потому что эта часть предприятия имела решающее значение. Веки над повреждённым глазом Гордия довольно прочно склеились, но Жак, вытащив глазное яблоко, заполнил полость замазкой из жира, воды и нечистот. Второе глазное яблоко он тоже вытащил, разумеется. Жак полагал (работая на ощупь, с простейшими инструментами), что сумеет вставить стеклянный круг так, чтобы по краям всё было герметично. Потихоньку-полегоньку. Наконец-то всё было сделано, и он очистил стекло как мог.
Почти готово. Он оставил бур под искусственной преградой, которая в самом начале
В последнюю очередь он вытащил трупы Луона и Э-дю-Ка из их временного мавзолея и оставил в главной пещере. Когда мембрана будет разрушена и воздух выйдет наружу, они вместе с бывшими сокамерниками уплывут в глубокий космос. Блюстители, вернувшись, обнаружат темницу пустой. Он не мог уничтожить все следы, конечно: крови было слишком много на стенах и в туннеле, и для ДНК-полицейских не составит особого труда определить, кому она принадлежит. Но у Жака не осталось других возможностей запутать следы.
Жак был весь в крови; его волосы, пропитанные соком человеческих внутренностей, слиплись и затвердели. Он хотел их обрезать, но все его стеклянные скальпели – кроме одного – непоправимо затупились или сломались, и у него не осталось времени, чтобы сделать новые. Он сохранил один острый скальпель и одну из железных дубин и нашел им место внутри своего нового костюма. Потом приготовился. Даже в невесомости трудновато было забраться внутрь этого костюма, и последний этап шитья с использованием части лёгочной мембраны, чтобы обеспечить герметичность, занял у него немало времени. И снова нашлось применение для его кустарной замазки.
Внутри было холодно; конечно, к окружающей температуре добавлялся лёд в ноге и руке, и всё-таки он мог это вынести.
Что ж, Жак был готов. Он сунул правую руку в новый рукав и включил бур. Мгновение пустоты – внешние звуки были полностью заглушены, и нужно было ещё привыкнуть смотреть через единственный стеклянный иллюминатор. Потом он почувствовал сильный рывок, и пещера наполнилась мельтешащим мусором. Бур рванул через дыру, которую сам же проделал, и Жака потянуло следом.
Он был снаружи.
Первым делом новый костюм Жака чудовищно надулся, словно воздушный шар, который накачали сверх меры. Он этого ждал, хотя и понимал, что швы могут разойтись, и тогда всё закончится, так и не начавшись. Но обошлось. Костюм сделался в два раза просторнее внутри, и это было хорошо. Плохо было то, что, сунув руку в правый рукав, он уже не мог шевелить пальцами или даже просто прижать её к боку. Это была настоящая проблема, требующая безотлагательных действий, потому что без возможности двигать рукой он был обречен просто дрейфовать в космосе до самой смерти. Но Жак обнаружил, что если развернуться и вложить обе руки в правый рукав, то мышечного усилия как раз хватало, чтобы, преодолевая жесткость высокого давления, шевелить рукой и сжимать раздувшиеся пальцы.
Он вертелся вокруг своей оси. За холодом, исходившим от набитого льдом костюма, Жак ощущал холод снаружи – лютый, первобытный, устрашающий. Это была абсолютная стужа. Имя ей было Смерть. У Смерти много имён. В этой среде люди существовать не могли. Она неумолимо, чудовищно противоречила всякой искре, что обитает в живом теле. Но он увидел Солнце, яркую светящуюся монету, что плавно перемещалась из верхнего правого в левый нижний угол его маленького глаза-окна. Не без труда и с нескольких попыток Жаку удалось засунуть лёд в тепловую отдушину синтез-ячейки и за счет последовавшего выброса притормозить своё хаотическое вращение.