Стеклянный отель
Шрифт:
Леон Превант с женой уехали тем же утром, Джонатан Алкайтис – два дня спустя. В день отъезда Алкайтиса, когда Уолтер вышел на свою смену, в баре работал Халиль, хотя у него должен был быть выходной: Винсент неожиданно взяла отпуск, объяснил он. На следующий день она позвонила Рафаэлю из Ванкувера и сообщила, что решила уйти из отеля, поэтому горничные сложили ее вещи и убрали их в кладовку.
Стеклянную панель заменили на новую по баснословной цене, и о граффити постепенно стали забывать. На смену весне пришло лето, а с ним и суета и блеск высокого сезона: лобби каждый вечер было набито до отказа, темпераментный джазовый квартет получал разнос на служебном этаже, когда его игра недостаточно восхищала гостей, а попеременно с квартетом играл пианист, на чье пристрастие к марихуане закрывали глаза, потому что он, казалось, мог исполнить любую существующую в мире мелодию.
Вслед за летом наступила осень, потом начались тихие и темные зимние вечера и затяжные дожди, отель наполовину опустел, и после ухода сезонных работников в служебных помещениях воцарилась тишина. Уолтер спал днем и выходил на смену по вечерам; ему нравились долгие ночи в пустынном лобби, когда Ларри стоял у дверей, в баре был Халиль, а за стеной бушевал шторм. Иногда он садился пообедать с коллегами, в то время как на утренней смене шли завтракать, пропускал пару стаканчиков с персоналом на кухне, слушал джаз у себя в комнате, выходил из «Кайетт» на прогулку и заказывал по почте книги, которые читал после пробуждения ближе к вечеру.
Однажды ненастной весенней ночью приехала Элла Касперски. У нее был свой бизнес в Чикаго, и она часто останавливалась в отеле, чтобы, по ее словам, сбежать «от всего этого шума». Примечательна она была тем, что Джонатан Алкайтис категорически не хотел ее видеть. Уолтер понятия не имел, почему Алкайтис избегал Касперски, и даже не хотел знать, но когда она приехала, по обыкновению проверил список бронирований – убедиться, что Алкайтис не оставил заявку в последний момент. Он заметил, что Алкайтис уже долго не был в отеле – дольше, чем обычно. Когда в два часа ночи в лобби все стихло, Уолтер набрал в поисковике имя Алкайтиса и нашел фотографии с недавнего благотворительного вечера. Алкайтис был в смокинге, весь сиял и держал под руку молодую женщину. Ее лицо показалось ему очень знакомым.
Уолтер увеличил снимок. Это была Винсент. Более гламурная ее версия, с дорогой стрижкой и профессиональным макияжем, но, без всяких сомнений, это она. На ней было серебристое платье, которое на вид стоило столько же, сколько Винсент зарабатывала в баре за целый месяц. Подпись под фото: «Джонатан Алкайтис со своей женой Винсент».
Уолтер оторвался от экрана и окинул взглядом затихшее лобби. Прошел год с тех пор, как уехала Винсент, и за это время в его жизни ничего не изменилось, но он и сам не хотел никаких перемен. Халиль теперь работал по ночам на полную ставку и сейчас болтал с только что приехавшей парой. Ларри стоял у двери с полузакрытыми глазами, заложив руки за спину. Уолтер покинул свой пост и вышел подышать ночным апрельским воздухом. Он надеялся, что Винсент была счастлива в другой стране, где вела новый и необычный образ жизни. Он пытался вообразить, каково жить с Алкайтисом: куча денег, особняки, личный самолет – все это с трудом укладывалось у него в голове. Ночь была ясной и холодной, луны не было видно, зато ослепительно сияли звезды. В предыдущей жизни в Торонто Уолтер и представить не мог, что полюбит место, где звезды светят так ярко, что даже в безлунную ночь можно увидеть свою тень. Теперь у него было все, чего он только мог пожелать.
Но по пути в отель в голове вспыхнуло воспоминание о словах, написанных на окне год назад: Не хочешь поесть битого стекла? и наполненная тревогой тайна, стоявшая за ними. Лес превратился в массу неразличимых теней. Он сжался от холода и пошел обратно, к теплу и свету лобби.
IV
Сказка
2005–2008
Порядок – залог душевного здоровья. В течение месяца после того, как Винсент ушла из отеля «Кайетт» и поселилась в невообразимо огромном доме Джонатана Алкайтиса в пригороде Коннектикута, у нее появился четкий распорядок дня, от которого она редко отступала. Она вставала в пять утра, на полчаса раньше Джонатана, и шла на пробежку. Когда она возвращалась в дом, он уже был на пути к Манхэттену. Она принимала душ и одевалась к восьми, и водитель Джонатана отвозил ее на вокзал – он не раз предлагал ей доехать с ним до города, но Винсент поезда нравились больше, чем дорожные пробки. На Центральном вокзале она любила не торопясь пройти по главному вестибюлю, разглядывая созвездия на бирюзовом потолке, часы Тиффани над справочной и потоки людей. Она всегда завтракала в дайнере рядом с вокзалом, потом прогуливалась до любимого кафе в нижнем Манхэттене на юге города, пила эспрессо и читала газеты, затем делала покупки, или заходила в парикмахерскую, или прохаживалась по улицам с видеокамерой – а иногда все сразу; если оставалось время, шла в Метрополитен-музей, оттуда возвращалась на вокзал и садилась на поезд в северном направлении, чтобы успеть нарядиться к шести вечера – самое раннее, когда Джонатан мог вернуться домой с работы.
Она проводила вечер с Джонатаном, но перед сном у нее всегда оставалось полчаса, чтобы искупаться в бассейне. Казалось, вместе с миром больших денег открывается бездна свободного времени, и Винсент смутно боялась отдаться на волю его течению, отступить хоть на день от своего четкого плана.
– Многие убить готовы, лишь бы жить на Манхэттене, – ответил Джонатан, когда она спросила, почему бы им не переехать в его квартиру на площади Коламбус-Серкл, где они останавливались, когда шли в театр, – но я предпочитаю держаться от него чуть в стороне. – Он вырос в пригороде и с детства любил простор и спокойствие.
– Я понимаю, – отозвалась Винсент, но саму ее влекло к большому городу, к чему-то совершенно непохожему на буйную природу из ее детских воспоминаний. Ее манили строгие геометрические формы, острые углы, небо, зажатое между небоскребами, резкий свет.
– Тебе бы все равно не понравилось жить на Манхэттене, – сказал Джонатан. – Подумай, как бы тебе там не хватало бассейна.
Будет ли ей не хватать бассейна? Винсент размышляла над этим вопросом, пока плавала. У нее были двойственные чувства к бассейну. Винсент плавала в нем каждую ночь, чтобы укрепить силу воли, потому что отчаянно боялась утонуть.
Она всегда плавала по ночам: летом Винсент окружали пятна света, который отбрасывал на воду дом, а когда становилось холодно, бассейн подогревался, и она окуналась в облако пара. Она испытывала себя на прочность и оставалась под водой как можно дольше. Поднимаясь на поверхность, она любила воображать, что кольцо на ее пальце было настоящим и что ей принадлежало все вокруг: дом, сад, газон, бассейн, в котором она плескалась. Бассейн был из тех, у которых замаскирован край, поэтому возникала тревожная иллюзия, будто вода растворяется в лужайке – или лужайка растворяется в воде. Она ненавидела смотреть на эту смазанную границу.
Между ней и Джонатаном действовала негласная договоренность: она была рядом в любой момент, когда бы он ни пожелал, в спальне или за ее пределами, и выглядела безупречно элегантно. «Ты настоящее украшение дома», – говорил он, а она в обмен пользовалась его кредитной картой, даже не заглядывая в счета, жила в мире красивых домов и путешествий, словом, в мире, который был противоположностью ее прежней жизни. Никто не произносил вслух выражение «трофейная жена», но Джонатан был на тридцать четыре года старше Винсент. Она понимала, в чем заключается ее роль.
К переменам нужно было привыкнуть. Поначалу жизнь в доме Джонатана Алкайтиса напоминала сон, где находишь на кухне тайную дверь, ведущую в коридор, затем в комнату гувернантки, которую никогда не замечал, за ней впервые видишь детскую, а в конце коридора – огромную спальню, больше, чем весь твой дом, и внезапно обнаруживаешь, что из спальни можно попасть на кухню коротким путем, минуя обе гостиные и коридор внизу.
Во времена работы в отеле Винсент казалось, что вместе с деньгами появляется и уединение – у самых богатых гостей всегда было больше личного пространства: апартаменты вместо комнат, личные террасы, выход в отдельный конференц-зал; но в действительности чем больше было денег, тем больше становилось людей вокруг, люди окружали их дом круглосуточно, поэтому Винсент купалась в бассейне только по ночам. Днем вокруг нее сновал управляющий Джил, он жил вместе с женой Аней в коттедже рядом с подъездной дорожкой; Аня работала поваром и следила за тремя девушками из местных, которые убирали дом, стирали одежду, закупали продукты и прочее; еще был водитель, живший в квартире над гаражом, и молчаливый садовник, отвечавший за обстановку вокруг дома. Рядом с Винсент всегда были другие – подметали полы, протирали пыль, говорили по телефону с водопроводчиком или подстригали кусты. Ей приходилось мириться с присутствием кучи людей, но по ночам все работники расходились по своим личным делам, и Винсент могла поплавать в тишине, будучи уверенной в том, что за ней не наблюдают из каждого окна.