Стеклянный отель

Emily St. John Mandel

THE GLASS HOTEL

Copyright © Emily St. John Mandel, 2020

This edition published by arrangement with Curtis Brown Ltd.

and Synopsis Literary Agency

В коллаже на обложке использованы фотографии: © MarioGuti / iStockphoto / Gettyimages.ru; © alexkoral / Shutterstock.com

Используется по лицензии от Shutterstock.com

Перевод с английского Яны Барсовой

Начнем с конца: падение за борт корабля во тьму и неистовый шторм, дыхание перехватывает от ужаса, камера летит вниз под дождем…

«Смети меня». Слова, которые я написала на окне, когда мне было тринадцать. Я шагнула назад, маркер выпал у меня из рук. До сих пор помню то возбуждение, эйфорию, как солнце, сверкающее в осколках стекла…

Я уже выплыла на поверхность? Смертельный, невыносимый холод…

Странное воспоминание: мне тринадцать, я стою на берегу в Кайетт со своей классной новой видеокамерой, которую так непривычно держать в руках, снимаю пятиминутные видео с волнами, и вдруг мне шепчет на ухо мой собственный голос: «Я хочу домой, хочу домой, хочу домой» – но ведь я и так дома?

Где я? Уже не в океане и не на суше, больше не чувствую холода, не чувствую совсем ничего. Где-то проходит граница, но я не знаю, где нахожусь. Кажется, я могу с легкостью переключаться между воспоминаниями, как переходят из одной комнаты в другую…

«Добро пожаловать на борт», – сказал третий помощник капитана, когда я впервые поднялась на борт «Neptune Cumberland». Я взглянула на него, и что-то меня поразило; я подумала: «Ты…»

Я вне времени…

Я хочу увидеть брата. Я слышу, как он со мной разговаривает, во мне нарастает волнение от воспоминаний о нем. Я изо всех сил собираюсь с мыслями и внезапно оказываюсь на узкой улочке незнакомого города, в темноте и под дождем. Прямо передо мной на ступеньках падает мужчина, и я знаю наверняка, что это мой брат, хотя не видела его уже лет десять. Пол поднимает глаза: он выглядит ужасно, исхудавший и измученный, он замечает меня, но потом улица пропадает…

В конце 1999 года Пол изучал финансы в университете Торонто и должен был чувствовать себя победителем, но на деле все в его жизни шло наперекосяк. Он думал, что будет заниматься музыкой, но пару лет назад у него случился тяжелый период, и он продал свой синтезатор. Мать была не в восторге от перспективы, что он будет получать «бесполезное» образование, и после его дорогостоящего лечения от наркозависимости ее трудно было в этом винить, поэтому он поступил на финансы, пытаясь доказать, что повзрослел и стал мыслить разумно: «Видишь, я изучаю рынки и денежный оборот!» – однако столь блестящему плану не суждено было сбыться, потому что эта сфера оказалась ему на редкость неинтересна. Двадцатый век подходил к концу, и у Пола накопились к нему претензии.

Он рассчитывал, по меньшей мере, занять достойное положение в обществе, но беда в том, что, когда ты выпадаешь из социума, жизнь вокруг не останавливается. Пол то с головой погружался в употребление веществ, то перебивался изматывающей и унизительной работой менеджером по продажам, пытаясь не думать о наркотиках, клинике и реабилитации. Тем временем ему исполнилось 23 года, и он выглядел старше своих лет. В первые недели учебы он ходил на вечеринки, но ему никогда не удавалось с легкостью завязывать разговоры с незнакомцами, к тому же он чувствовал себя на фоне окружающих чуть ли не стариком. Экзамены в середине семестра он сдал плохо и к концу октября или пропадал в библиотеке – читал учебники и судорожно пытался хоть немного заинтересоваться финансами, найти выход из положения, – или сидел у себя в комнате, а за окном сгущался холод. В комнате он жил один: Пол и его мать сошлись во мнении, что было бы катастрофой, если бы сосед Пола тоже оказался наркоманом, поэтому он почти всегда пребывал в полном одиночестве. Комната была до того маленькой, что он едва ли не страдал от клаустрофобии и потому предпочитал сидеть у окна. Пол практически ни с кем не общался, разве что обменивался с людьми дежурными репликами. На горизонте маячила мрачная тень экзаменов, учебные дела не предвещали ничего хорошего. Он пытался сосредоточиться на теории вероятности и мартингалах с дискретным временем, но постоянно мысленно возвращался к фортепианной композиции, которую никак не мог дописать, – незамысловатой мелодии в до-мажоре с внезапными вкраплениями минорных мотивов.

В начале декабря он вышел из библиотеки с Тимом, который посещал два курса вместе с Полом и тоже сидел на лекциях на последнем ряду.

– У тебя есть сегодня планы на вечер? – спросил Тим. Впервые за долгое время к нему кто-то обратился с вопросом.

– Я думал, может, сходить на какой-нибудь концерт.

На самом деле Пол даже не думал об этом до того момента, как сказал вслух, но концерт показался ему подходящим занятием на вечер. Тим слегка оживился. В прошлый раз они тоже говорили о музыке.

– Я хотел сходить на одну группу, «Baltica», но мне надо готовиться к экзаменам. Слыхал про них? – спросил Тим.

– Про экзамены? Еще бы, я просто с ума схожу.

– Нет. Про «Baltica». – Тим растерянно заморгал.

Пол вспомнил, что Тим не понимает юмора: он еще в прошлый раз это заметил. В общении Тим напоминал антрополога с другой планеты. Пол надеялся, что они смогут подружиться, но с трудом представлял, с чего начать разговор. «Я вижу, ты такой же одинокий и отчужденный, как и я, не хочешь сравнить конспекты?» В любом случае Тим уже ушел и растворился в осенней тьме. Пол взял несколько воскресных газет со стойки с прессой у кафе и вернулся к себе в комнату, включил пятую симфонию Бетховена и стал просматривать список мероприятий, пока не наткнулся на «Baltica». Они выступали поздно вечером в клубе, о котором он впервые слышал, на углу улиц Куин-вест и Спадина-авеню. Когда он в последний раз был на концерте? Пол поставил начес, потом убрал его, потом передумал и снова сделал начес, поменял три рубашки и наконец выскочил из дома, преисполненный отвращения к собственной нерешительности. На улице похолодало, но холодный воздух освежал голову, к тому же врачи советовали ему заниматься физическими упражнениями, поэтому он решил пройтись пешком.

Клуб находился в подвале, вниз по крутой лестнице под магазином готической одежды. Он крадучись шел по тротуару, боясь, что клуб тоже окажется готическим и над ним будут смеяться из-за его джинсов и рубашки-поло, но охранник почти не обратил на него внимания, а вампиров среди посетителей затесалось не больше половины. В группе «Baltica» было трое участников: парень с бас-гитарой, еще один парень с набором замысловатых электронных инструментов, подключенных к синтезатору, и девушка с электроскрипкой. То, что они играли, напоминало не столько музыку, сколько расстроенное радио, вспышки странных бессвязных звуков вроде эмбиент-электроники, которую Пол, давний ценитель Бетховена, совершенно не понимал, но девушка была красивой: пускай музыка не доставляла ему удовольствия, зато смотреть на нее было приятно. Она пела в микрофон: «Я всегда прихожу к тебе», но из-за эха, которое возникало, когда клавишник нажимал на педаль, выходило:

и голос в сочетании с электронными звуками и оглушающими помехами звучал дисгармонично, но потом девушка взяла в руки электроскрипку, и все изменилось. Когда она подняла смычок, зазвучавшая нота пролегла связующей нитью между островами помех, и Полу показалось, что скрипка, помехи и призрачная бас-гитара на фоне прекрасно сочетаются; на миг музыка его захватила, но девушка опустила скрипку, звучание распалось на отдельные элементы, и Пол снова недоумевал, как такое вообще можно слушать.