Стеклянный сад
Шрифт:
Эксперимент… Черт его знает какой, но однозначно незаконный. Но тогда понятно, отчего их пригласили в такое убогое место, и народу тут мало.
Очень осторожно Маша отошла от двери и сделала несколько шагов назад, боясь развернуться и спасаться бегом. Под ногу попало что-то острое, так что она едва не вскрикнула. Услышав шаги в коридоре, когда проснулась, она не стала надевать туфли, а побежала босиком. Попробуйте-ка ступать бесшумно на каблуках! Так что теперь она наступила босой ногой на щепку или на кусок проволоки. Ну да, так и есть, обломок гвоздя. Хорошо, что не поцарапалась до крови.
Однако боль Машу несколько отрезвила. А что, если это все так и было задумано? Мистификация, обманка. Ну, слышала она, как разговаривают двое, мало ли что наговорят. А что, если это – тоже своего рода тест?
Не будем уточнять, за каким чертом им все это нужно, но этот Василий Андреевич какой-то странный…
Вдруг ее ушей достиг какой-то звук – как будто кто-то всхрапнул или всхлипнул, потом захлебнулся и затих.
Она бросилась по коридору назад – туда, откуда совсем недавно привела их Эльвира. Однако не прошла и десяти шагов, как увидела на полу какую-то темную, бесформенную груду.
Подойдя к ней, она попятилась и едва сдержала крик: на полу лежало ничком безжизненное человеческое тело.
Преодолев страх, она снова подошла к этому телу и осторожно дотронулась до него.
От этого толчка человек перекатился на спину, и она узнала Павла, того мужчину, который проводил с ней первый тест. Глаза его были широко открыты, но в них не было признаков жизни.
Маша дотронулась до его шеи, чтобы нащупать пульс, – но ничего не почувствовала. Зато она увидела на горле Павла узкую красную полосу, и поняла, что он задушен…
Человек с металлическим голосом уже приступил к реализации своего кошмарного плана! Ну да, он ведь только что сказал, что персонал тоже должен быть уничтожен… Так быстро…
Маша представила себе, как тонкая веревка обвивается вокруг шеи все туже и туже, вот уже воздух не может пройти в гортань…
От ужаса она едва не задохнулась, вскочила и метнулась прочь по коридору, мимо закрытых дверей. Прочь, прочь отсюда, прочь из этого ужасного места!
Тут она вспомнила, что за этими дверьми спят остальные участницы подозрительного шоу, и подумала, что их тоже нужно спасти или, по крайней мере, предупредить.
Она бросилась к первой двери, дернула за ручку.
Дверь открылась – наверное, замок на ней нельзя было открыть только изнутри, снаружи он открывался легко. На кровати лежала, повернувшись лицом к стене, толстушка Карина.
Дверь за спиной Маши начала закрываться.
Чтобы замок не защелкнулся, Маша подложила под язычок тот же сложенный листок, который взяла из своей комнаты, подбежала к кровати.
– Карина! – зашептала Маша. – Проснись! Просыпайся, говорю! Нужно отсюда уходить!
Карина даже не шелохнулась.
Маша пригляделась к ней, прислушалась… и в душу ее закралось ужасное подозрение.
В тишине комнаты она не слышала дыхания Карины, не замечала ни малейшего движения. Просто лежит как… как мертвая? Ужас какой, неужели она опоздала!
Маша наклонилась ниже, потрясла Карину за плечо, перевернула на спину.
Карина не дышала.
Неужели те ужасные люди уже добрались до нее? Как сказал тот человек – от всех избавиться… Но когда же они успели? Вроде бы только что Маша слышала тот разговор, и в коридоре никого не встретила…
Но нет, на Карине не было никаких следов насилия. Она словно безмятежно спала. На лице толстушки застыло выражение детской обиды, из-под полуопущенных век поблескивали краешки белков. На губах виднелись следы молока.
Маша вспомнила слова Василия Андреевича: «За ужином им дали предельную дозу препарата…»
Вспомнила, как за ужином Карина пожаловалась на непривычный вкус молока…
Все ясно. В молоке был какой-то препарат, вызвавший у тех, кто его принял, глубокий сон. Карина выпила два стакана молока – и получила двойную дозу препарата. И заснула таким сном, глубже которого не бывает. Заснула навсегда.
Маше показалось, что она услышала нежный, жалобный звон. С таким звоном рассыпался стеклянный сад ее видений. Неужели и вся жизнь рассыплется сейчас на тысячи сверкающих осколков?
В комнате внезапно не стало воздуха. Она схватилась за горло, с трудом преодолела спазм и вздохнула. Справившись с ужасом, выскочила из комнаты.
Открыла соседнюю дверь, как прошлый раз, подложила под язычок замка сложенный листок, метнулась к кровати.
На этой кровати, разметавшись, спала Елена.
В первый момент Маше показалось, что она тоже мертва, и душу ее захлестнуло отчаяние. Но тут она услышала сонное дыхание женщины, неразборчивое бормотание.
Маша подскочила к кровати и потрясла Елену за плечо:
– Поднимайся! Вставай, Лена! Нужно отсюда уходить! Немедленно уходить!
Елена что-то недовольно промычала и отвернулась к стене.
– Да вставай же! – Маша ущипнула ее за щеку, но Лена только поморщилась, как обиженный ребенок.
Это было ненормально. Человек не может так крепко спать, если только… ах, ну да, ведь за ужином им дали какой-то препарат. Это все объясняет…
Неужели ей не удастся разбудить остальных женщин? Неужели все они обречены?
Она снова безуспешно потрясла Елену за плечи, но та даже не шелохнулась.
Маша оглядела комнату в тщетной надежде найти что-то, что поможет ей разбудить Елену.
И тут на полу она увидела булавку. Обычную английскую булавку.
Маша нагнулась, подняла булавку, распрямила ее и уколола Елену в ногу.
Та дернулась, вскрикнула и открыла глаза.
– Что это было? – пролепетала сонным, невнятным голосом, и тут увидела Машу.