Стеклянный страж
Шрифт:
Евгеша осторожно кивнул.
– Гадостей вроде меньше стало сниться. А то раньше хоть совсем не спи. А так не знаю: лучше – не лучше. Да и вообще хорошо же, что мы себя не видим со стороны, да?
– Почему?
– Да вот я прикидываю иногда: если бы беременная женщина каждый день могла трогать своего ребенка, на сколько он уже вырос, какие у него руки, ноги, на кого похож, вырос бы он вообще? – сказал Мошкин. Как всегда предположительно.
Меф засмеялся, но немного растерянно. Евгешу он часто не понимал. Все-таки сам Буслаев задумывался, только когда ему давали по лбу. Мошкин
Вспомнив, что она давно ничего не ела, Улита усадила всех за стол. Сразу обнаружилось, что посуды на всех не хватает.
– Охохох! Надо пополнить армию тарелок, ибо… – тут ведьма важно подняла палец, – прежняя полегла на поле семейной брани!
Дафна с недоумением посмотрела на Эссиорха. Тот пожал плечами. Бранилась Улита в основном сама с собой. И семейно в том числе.
У Улиты сейчас была черная полоса. В последнее время она по сути жила на два дома, а тот, кто живет на два дома, не имеет ни одного. Ничего решительного с Улитой не происходило, а только метания. Как в танце: шаг вперед и два назад. С тех пор как Варвара удрала с Большой Дмитровки в переход, Улита перестала регулярно являться в резиденцию мрака. Да и что там делать, когда Арей ей никаких поручений не давал. Канцелярские стражи, обитавшие в тесном загончике за приемными оконцами, в помощи Улиты не нуждались и записи свои от нее прятали. Комиссионеры и суккубы же, видя неопределенное положение ведьмы, наглели и чуть ли не по плечику ее похлопывали.
Получалось ни то ни се. Сквернее скверного. Заглянет Улита на часок, посмотрит, что делает Арей, и обратно. Она называла это «отметиться» и «повилять хвостиком».
Поев, Меф встал и потянулся, пытаясь определить, существует ли хоть одна часть тела, которая у него не болит. Потом понял, что у него не болит язык, и утешился.
– Ну пошли! – сказал он Мошкину. – Чимоданов должен вот-вот подгрести. Ты шест-то взял?
Тот кивнул.
– Сегодня тебе ничего не светит! – сказал Меф.
– Будем посмотреть! – многозначительно пообещал Мошкин.
Мефодий и Дафна встречали рассвет на крыше дома, строящегося недалеко от МКАД. Над ними замер подсвеченный прожектором неподвижный кран. Ветер раскачивал свисавшее со стрелы пустое корыто.
Внизу, у вагончика сторожа, простуженно ябедничала на них средних размеров псина. Перелезая через забор, чтобы забраться на стройку, Меф неосторожно спрыгнул прямо на сторожевого пса. Псина – грустная, битая жизнью и строителями – лично предпринимать никаких действий не стала и отправилась «брехать по начальству». К счастью, «начальство» крепко спало в вагончике, выставив наружу резиновые, до голенищ облепленные грязью сапоги.
Наверх пришлось подниматься по лестнице. Лифт еще не был установлен.
– Ну и хорошо! – сказал Меф бодро. – Я где-то читал: «Лифт – устройство для облегчения подъема малолетних детей, пенсионеров, немощных, ослабленных и больных людей, а также для перевозки грузов». Кто пользуется лифтом ниже десятого этажа – тот редиска. Это уже добавление лично от меня.
– А кто выше десятого, но ниже двадцатого?
– Тот арбуз! – уточнил Меф, подумав, кем ему приятнее быть. В конце концов, выше десятого он и сам ездил на лифте.
Где-то в глубине дома работал отбойник и жужжали дрели, однако они не видели ни одного человека. Казалось, дом строится сам собой либо с участием строительных джиннов.
– Ну и зачем мы сюда вообще идем? – спросила Даф на пятом этаже.
– Конечно, если ты думаешь, что это хорошая идея… – добавила она на восьмом.
– А пониже дома нельзя было выбрать? – вздохнула она на двенадцатом.
– Слушай, а может, обратно, а? – пропыхтела она на девятнадцатом.
– У меня ноги сейчас отвалятся! – сказала она на двадцать втором.
– А с-с-сколько в до-доме в-всего э-э-этажей? – спросила она на тридцать первом.
Меф смущенно остановился.
– Мне кажется, мы уже где-то почти у крыши! – сказал он осторожно.
Дафну это не обмануло.
– Угу! Ясно! – сказала она и демонстративно уселась на ступеньку.
Меф подхватил ее и перекинул через плечо. Таскать девушек на руках – это мелкое пижонство в стиле фотографа у загса. Через плечо гораздо функциональнее.
– Ты несешь меня как мешок с картошкой! – возмутилась Дафна где-то в районе тридцать третьего этажа.
– А с чем ты мешок? – спросил Меф.
– Ну не знаю… Никогда об этом не задумывалась. Может, с золотом? Или с алмазами, нет? – задумалась Дафна.
Депресняк вылез из рюкзака и принялся разгуливать у хозяйки по спине.
– Слушай! – вдруг сказал Меф.
– Хочешь меня сбросить? – забеспокоилась Даф. Когда висишь головой вниз – невольно делаешься мнительной.
– Да не. Я тут подумал… Помнишь, когда-то Депрю в руки невозможно было взять? Волдыри появлялись, ожоги, а теперь ничего. Как так?
– Я и сама удивляюсь. Похоже, человеческий мир приспособил его к себе. Этот мир – мир изменений, – ответила Даф.
Сколько в доме было этажей, они так и не поняли. Меф считал, что тридцать пять. Дафна уже не считала и смирно висела у него на спине. Крыша оказалась плоской, с длинной мачтой с фонарем, «приманивающей вертолеты», как выразился Меф.
На рассвете есть странный час. Не час даже, это слишком щедро сказано, а примерно десять-пятнадцать минут – когда асфальт кажется белым, а деревья бесцветно-контурными, точно подсвеченными изнутри.
Это радостные и яркие минуты. Зримо ощущаешь, как день наполняется жизнью. Жизнь еще не видна, но уже брезжит где-то на подходе. Это не сияющий торжествующим солнцем полдень, а ранний, полный надежд рассвет.
И вот они встречают его на крыше. Звезды гаснут. Невидимая рука собирает их и складывает в коробочку, на вату, подобно тому, как после Нового года снимают и убирают елочные игрушки. Луна же была точно из фольги, будто и не настоящая.
Дафне было холодно. Мефодий стащил с себя свитер и накинул ей на плечи.