Стеклянный страж
Шрифт:
– Что забавно?
– Человек склонен выбирать то оружие, на которое он похож! Итак, рапира Мароццо! Можно и рубить, и колоть. Посмотри, какая послушная!.. Я до сих пор не понимаю, почему ее не считают одноручным мечом. То есть понимаю, конечно, но душа у нее не рапирная!
– Давайте начинать! – прервал Багров устало. Он знал, что болтовня не помешает Арею его убить, а раз так, то чего расхолаживаться.
– Вот ты как? Сразу к делу? – удивился Арей. – Что ж! Я зарублю тебя на счет «двадцать». Было бы глупо, если бы я щадил всех молодых петушков, которым не
– Ну! – нетерпеливо оборвал его Матвей.
Он уже стоял с рапирой Мароццо в руках, а противник все еще прохаживался мимо него безоружным.
– Знаешь что, дружок! Не обижайся, но я не буду марать об тебя артефакт. Мне хватит обычного двуручника. Был такой мастер Йоганн Лихтенауэр. Он оставил мне свое собрание, очень недурное для конца четырнадцатого века. Надежное европейское оружие! Прочное, массивное, никакого восточного лукавства и бритвенной заточки. Уж вдаришь так вдаришь, а когда затупится, работает как лом.
– Йоганн Лихтенауэр? Страж? – зачем-то спросил Багров.
Арей ухмыльнулся.
– Для стража у него слишком протяженное имя. У нас все коротко и ясно: Арей, Лигул, Пуфс. Да и само имя Йоганн… Брр! Меня порой радует, что люди до такой степени могут не слышать слов. В самом буквальном смысле они ходят над словами, не понимая, на что наступают.
Без страха повернувшись к Багрову спиной, Арей сдернул со стены один из двуручников, прокрутил в руке и небрежно закинул клинок на полусогнутую руку. Будто и не стойка даже, но Матвей догадывался, что меч не просто так нацелен ему в грудь.
– Итак! На счет двадцать! – напомнил Арей. – Ты готов? Один!.. Длинное острие. Собственно ничего из ряда вон выходящего, просто укол. Но если выполнить его с броском из Плуга!
Арей сделал мгновенное, неуловимое движение, которого, казалось, от такой сопящей туши и ожидать невозможно. Багров едва успел отскочить. Иначе повис бы на клинке, как бабочка на игле. О том, чтобы защититься, он и подумать не успел. Когда от тебя в метре паровоз, как-то забываешь, что в руке пистолетик, из которого в теории можно бабахнуть по машинисту.
– Два! А дальше рубящий удар! Просто рутина. Железка падает под своей тяжестью, а ты ей чуть-чуть помогаешь и подтягиваешь кистью. И никакого вложения силы. Лесорубам место в лесу!
Удар, который Арей представил как рутину, пропорол воздух в трети пальца от уха Багрова. Матвей не понял – ушел ли он сам или Арей отвел клинок, желая сохранить его живым до счета «двадцать». Проваливать меч Арей не стал.
– Здесь бы подрезочку сейчас выполнить, головка бы и скатилась. Три! Так руки и чешутся! Но еще рано, – заметил Арей себе под нос. – Да, ты даже не Меф. Четыре! Синьор помидор в лучшие свои дни прыгал бы вокруг меня как козлик. Даже и близко бы не подпустил!
– Плевать мне на Мефа! – вскинулся Багров, который не желал в последние минуты жизни слушать про Буслаева.
– Пять! На всех не наплюешься. Слюни, как говорит моя секретарша, нужны для переваривания пищи, – назидательно поведал Арей. – Шесть! Ломающий удар! Проламываем защиту ударом сверху и втыкаем двуручник в глаз… В глаз, я сказал! Неужели нельзя сообразить, что надо прятать голову! А если бы я не остановил меч?
На счет «десять», когда бывший начальник мрака демонстрировал Матвею изогнутый удар, тот попытался подрубить Арею выставленную вперед ногу. Мечник ушел, высоко вскинув колено и одновременно ухитрившись задержать свой клинок в сантиметре от лба Багрова.
– Слушай, я разочарован! Ты работаешь рапирой Мароццо как банальным палашом! Зачем менять голову на ногу, да еще при одновременной атаке? Ну согласен, я потеряю много крови, но ты-то потеряешь последние мозги! Десять!
– Десять было! Одиннадцать! – поправил Матвей.
– А что, мы куда-то спешим? Поверь мне: в Тартаре плохо! Лучше вечная агония здесь – чем пустота и холод там.
На счет «четырнадцать», когда Арей втолковывал Матвею, как можно безопасно броситься на рубящий меч, чтобы он соскользнул по клинку и «потерялся», на стуле в углу зала что-то остро блеснуло. Матвей вспомнил, что перед самым боем, выбирая двуручник, Арей подходил к стулу и что-то на него положил.
Интересно что?
Уходя от очередного укола, Багров перебежал к стулу. Подсаживаясь, чтобы пропустить над головой удар, представленный Ареем как «полная ерундистика», он бросил взгляд на сиденье и ощутил себя как человек, распаренным кинувшийся в ледяную воду. Ошибиться было нельзя. На стуле лежала та самая фигурка, которую Мамзелькина извлекла из-под подкладки плаща! Фигурка, которую он ненавидел даже больше, чем своего противника. В конце концов, именно она лишила его Ирки.
– Восемнадцать! Готовься! – резко произнес Арей, делая навстречу Багрову быстрый и неуловимый шаг.
В данную секунду он напоминал мясника на бойне, готовящегося нанести быку единственный точный удар. Глаза заволокло матовой неблестящей пленкой. Весь юмор, все привлекательное, что было в Арее – все ушло и оказалось маской, нужной для того лишь, чтобы обмануть. Сделать путь в бездну занятным и нестрашным.
Арей будто не атаковал пока и ничего не предпринимал, но Багров ничего не мог сделать своей рапиркой. Она только мешалась. Все пути его клинку были перекрыты. Так порой случается в шашках, когда класс игроков несопоставим. В какой-то момент один понимает, что ему в общем-то уже и некуда ходить.
Отбегая, Матвей оказался за стулом, разорвав дистанцию примерно на полторы длины клинка Арея.
– Что-то я не пойму, куда ты клонишь. Хочешь умереть на двадцать один? Вот и все, о чем ты мечтаешь? – разочарованно поинтересовался мечник.
Не отвечая, Багров повернулся к стулу и, забыв об Арее, словно его меча уже не существовало, нанес удар сверху вниз. Он опасался одного: промахнуться. Все-таки мишень была мелкой, поэтому он предпочел короткое движение размашистому.
Арей не сразу сообразил, что он хочет сделать. Скорее всего, про фигурку мечник забыл и опустил взгляд в миг, когда рапира имени итальянца Мароццо почти коснулась сиденья стула.