Стелла
Шрифт:
Фернандо. Хорошо, хорошо!
Управляющий. Помню, что вы доверились мне и в припадке раздражения сказали: «Франц, я должен уехать! Надо быть дураком, чтобы позволить себя связать! Такое состояние лишает меня сил, такое состояние подавляет свободу духа, стесняет меня. Во мне столько всего заложено! Столько еще не развернувшихся задатков! Мне надо прочь отсюда… помотаться по белу свету!»
Фернандо. Верно!
Управляющий. Я не понимал, что вам было нужно, а теперь понимаю; мы объездили белый свет, порхали там и тут, туда и сюда, и под конец не знали, что делать
Фернандо. Чудак человек!
Управляющий. Теперь нашим силам была предоставлена полная свобода.
Фернандо. Трус!
Управляющий. Вот тут-то задатки и развернулись.
Фернандо. Ты понимаешь, над чем ты издеваешься?
Управляющий. Над тем, что вы так часто говорили, но никогда не выполняли, над тем, о чем вы мечтали и никогда не находили, а часто даже и не искали. (Уходит.)
Входит слуга.
Слуга. Мадам Зоммер!
Фернандо. Проси!
Слуга уходит.
(Один.) Эта женщина наводит меня на грустные мысли. Значит, на свете нет ничего совершенного, ничего чистого! Несчастная женщина! Мужество ее дочери расстроило меня, как же отзовется в моем сердце горе матери!
Входит мадам Зоммер.
(Про себя.) Боже мой! Надо же, чтобы всем своим обликом она напомнила мне о моем проступке. Ах, сердце, сердце! Ежели тебе дано так чувствовать и в то же время так поступать, почему же тебе не дано простить себе то, что случилось?.. Тень моей жены!.. О, где только не мерещится мне она! (Громко.) Мадам!
Мадам Зоммер. Что вам угодно, сударь?
Фернандо. Мне бы хотелось, чтобы вы составили компанию моей Стелле и мне. Прошу вас, садитесь!
Мадам Зоммер. Видеть того, кто в горести, тому, кто счастлив, тягостно, но — ах! — насколько же тягостнее видеть счастливого тому, кто в горести.
Фернандо. Я вас не понимаю. Неужели вы могли не оценить Стеллу! Ведь она — сама любовь, она ангел!
Мадам Зоммер. Сударь, я хотела уехать тайно! Не удерживайте меня!.. Я должна уехать. Поверьте, у меня есть на то причины! Прошу вас, не удерживайте меня!
Фернандо (про себя). И голос и облик! (Громко.) Мадам! (Отворачивается.) Боже, это моя жена! (Громко.) Простите! (Быстро уходит.)
Мадам Зоммер (одна). Он узнал меня!.. Боже, благодарю тебя, что в такие минуты ты укрепил мое сердце!.. Неужели я, чье сердце разбито, растерзано, могу держаться так спокойно, так мужественно в этот столь значительный для меня час? Благостный, вечный о нас печальник, ты ничего не отнимаешь у нашего сердца, не сохранив ему до нужной минуты того, что ему всего нужнее.
Фернандо возвращается.
Фернандо (про себя). Неужели она меня узнала? (Громко.) Прошу вас, мадам, заклинаю, откройте мне ваше сердце!
Мадам Зоммер. Мне пришлось бы рассказать, какая постигла меня судьба. Разве можете вы быть расположены выслушивать жалобы и сетования несчастной в день, когда вам вновь даны все радости жизни, когда вы вновь дали все радости жизни достойнейшей из женщин! Нет, сударь, не удерживайте меня!
Фернандо. Молю вас!
Мадам Зоммер. Как охотно избавила бы я от этого и вас и себя! Воспоминания о первой счастливой поре моей жизни причиняют мне смертельную боль.
Фернандо. Вы не всегда были несчастны?
Мадам Зоммер. Тогда я не была бы до такой степени несчастна сейчас. (После недолгого молчания, облегченно вздохнув.) Юность у меня была легкая и радостная. Не знаю, что влекло ко мне мужчин: очень многие старались завоевать мое расположение. К очень немногим я чувствовала дружбу, симпатию, но не было ни одного, с кем бы мне хотелось связать свою судьбу. Так весело дружной чредой текли счастливые розовые дни. И все же чего-то мне недоставало. Когда я глубже вглядывалась в жизнь, когда догадывалась, что нам суждены и радость и горе, — тогда я мечтала о муже, спутнике жизни, который за ту любовь, что я подарю ему от всего своего юного сердца, и в старости будет мне другом, заступником, заменит родителей, с которыми я расстанусь ради него.
Фернандо. И что же?
Мадам Зоммер. Ах, я встретила такого человека! Встретила человека, на которого в первые же дни знакомства возложила все свое упование! Казалось, его живой ум так тесно связан с верностью сердца, что очень скоро я открыла ему свою душу и подарила его дружбой, а затем — ах, как скоро затем — и любовью. Когда его голова покоилась у меня на груди, казалось, он возносит благодарение господу богу за уготованное ему прибежище в моих объятиях! Как спасался он у меня от водоворота дел и суетных развлечений и какое утешение в тяжелые минуты находила я в его объятиях!
Фернандо. Что же могло нарушить столь любящий союз?
Мадам Зоммер. Ничто не вечно!.. Ах, он любил меня, любил, это так же несомненно, как то, что я любила его. Было время, когда все его думы, все помыслы были только об одном: видеть, что я счастлива, дать мне счастье. Ах, это было самое легкое время нашей жизни, первые годы брака. Тогда нас угнетало, словно подлинное несчастье, если, случится, мы вдруг повздорим или соскучимся. Ах, он был моим спутником на скромной жизненной стезе, а потом бросил одну в унылой, страшной пустыне.
Фернандо (все в большем смущении). Как же так? При его взглядах, при его сердце?
Мадам Зоммер. Разве мы знаем, что бьется в груди у мужчины?.. Я не замечала, что мало-помалу все становилось ему… как бы это выразить… Нет, не безразличней… этого я не могу сказать. Он все время, все время любил меня! Но ему мало было моей любви. Я должна была делить его с его желаниями, возможно, с соперницей; я упрекала его, и под конец…
Фернандо. Неужели он мог?..