Стена
Шрифт:
И снова вместе - я, Мария, Медвежонок. Вечереет, веет бодрящей прохладой и приятной свежестью. Предзакатное небо окрашивается в багряные тона. Так тихо, что слышно шуршание стрекозиных крыльев над водной гладью засыпающей речушки. Мы сидим на выжженной солнцем траве, на том самом прибрежном холме, где я когда-то встретил деда Захара. Мы молчим - к чему слова, когда мы давно уже умеем обходиться без них? Дед Захар многому меня научил. Печаль и грусть витают в воздухе, душа томится в предчувствии неведомого, незримого, страстно ожидаемого.
А там, за лесом, высится таинственная
3.
Один, у Стены. Меня влечёт к ней, притягивает чудовищным невидимым магнитом. Стена уносится ввысь, её гребень теряется в низко плывущих облаках, делая её похожей на фантасмагорическое видение из тревожных снов далёкого прошлого. Куда бы я ни шёл, какие бы тропки не выбирал, я всё равно выхожу к этому бетонному монстру. Особенно в последнее время, когда Стена, подобно идее-фикс, всё более и более занимает мои мысли.
Медвежонку уже восемь. Он возмужал, раздался в плечах, вымахал аж до моего плеча. Не по годам рослый и крепкий, он столь же умён, сообразителен и рассудителен, как и силён физически.
Мы редко ночуем в доме, крыша и стены давят на нас, не дают уснуть, и даже холодные осенние ночи мы с Марией и Медвежонком предпочитаем проводить под открытым небом - чтобы жемчужинки-звёзды заглядывали в лицо и приветливо подмигивали нам. Чуть ли не с головой зарываемся в пахучее сено и наслаждаемся крепким бодрящим сном. А наутро, умывшись студёной росой и наскоро позавтракав, отправляемся в лес.
Напротив, долгие зимние дни и ночи мы проводим в доме. В это время года мы вялы и бездеятельны. Ни о чём не хочется думать, всё тело наливается свинцом, в голове туман и пустота, хочется только спать, спать, спать... Но зато ранней весной, когда первые золотистые лучи обновлённого солнца мягко ложатся на горбатые сугробы и заснеженные равнины, а на безлесных возвышенностях, где снежный покров сходит в первую очередь, робко показывают свои головки нежно-голубые подснежники, мы - я, Мария и Медвежонок пробуждаемся от зимней апатии и с головой окунаемся в новую жизнь помолодевшими, со свежими силами, с омытой надеждами душой...
В деревне осталось не более полутора десятков селян. Как в своё время канули в безвестность дед Захар и Солнцедар, так же бесследно исчезли и звонкоголосая Майская Ночка, и пугливые Ванька и Васька, и угрюмый Вольф Вольдемарыч, и весёлые девчушки Русалочка и Машенька, и многие-многие другие. Куда они уходили, никто не знал, но все понимали: так надо. Их судьба ни у кого не вызывала тревоги, словно все эти исчезновения были в порядке вещей. Да так, собственно, и было. Никто, и я в том числе, в этом не сомневался и лишними вопросами себя не изводил. С Судьбой не спорят, не так ли?..
Светлая тёплая ночь - единственная ночь в году, когда цветёт папоротник. Мы пробуждаемся одновременно - я, Мария и Медвежонок. Молча, влекомые смутным зовом, покидаем избу. Молча, взявшись за руки, шагаем к околице - туда, где на отшибе стоит каменный двухэтажный дом цвета опавшей листвы.
Полная луна в голубом мерцающем ореоле роняет на землю призрачный холодный свет. В деревне тихо и безлюдно, и лишь за несколькими оконцами ещё теплится тайная жизнь. Скоро, очень скоро деревня опустеет совсем - мы знаем это.
Мы смело идём навстречу своей Судьбе. Мы не знаем, что нас ждёт впереди, но не страшимся грядущего. На душе спокойно и безмятежно, по телу разливается небывалая сила, горячая кровь бурлит в жилах, глухо пульсирует в сердце, мелкими молоточками стучит в висках.
Мы приближаемся к каменному зданию. Дверь его раскрыта настежь. Уверенно заходим внутрь. Откуда-то сверху льётся мягкий обволакивающий свет. Поднимаемся по деревянным ступенькам на второй этаж - и оказываемся в просторном помещении, тонущем в полумраке. Не сговариваясь, садимся в три кресла, что стоят посреди комнаты. Это так очевидно, что мы даже не задаёмся вопросом, почему мы это делаем.
И тут до наших ушей доносится глухой далёкий голос, источник которого определить мы не можем.
"Ваш час пробил. Вы готовы вернуться домой. Курс лечения завершён, вирус в вашей душе уничтожен. Вы исцелены от тяжёлой болезни, полностью очищены от скверны человеческого существования. Теперь вы свободны. Стена ждёт вас. Ступайте!"
Мы молча поднимаемся и покидаем это обиталище духов. Идём не назад, в деревню, а вперёд, туда, где за чёрным безмолвием леса высится громада Стены.
Годы очищения позади, впереди - настоящая жизнь, полноценная, свободная, чистая. Вперёд, только вперёд, назад пути больше нет...
Вот и Стена. Прямо перед нами - отверстый зев грота, уводящий в недра бетонно-кирпичной кладки. Мы смело шагаем в темноту - и Стена тут же смыкается за нашими спинами. Я вижу, как задорно светятся в темноте огоньки глаз Марии, слышу восторженное сопение Медвежонка. Они - со мной, мы едины. Мы - счастливы. А впереди - едва различимое пятнышко чистого голубого неба...
4.
Из небесной выси льётся звонкая песнь жаворонка. Я задираю кверху косматую морду и приветливо машу Солнцедару лапой. Маленькая пичужка лихо пикирует вниз и мягко садится на ветку возле меня. Я рад, что снова могу внимать его утреннему пению.
Слышен треск ломаемых сучьев, из кустов появляется очаровательная медведица - моя супруга, моя Мария. Густая шерсть на ней лоснится под лучами ласкового солнца, чёрные бусинки глаз весело приветствуют меня. Взяв друг друга за лапы, мы идём к реке - туда, где резвится наш сын. Он уже успел обзавестись друзьями, этот мохнатый непоседливый медвежонок, но больше всего сдружился он с двумя резвушками-стерлядками, Русалочкой и Машенькой, юркими беззаботными рыбёшками. С ними Медвежонок готов плескаться и играть от зари и до зари.
Из кустов на мгновение показывается угрюмая волчья морда - и тут же исчезает. Вольф Вольдемарыч всё тот же: одинокий волк, старый бирюк, рыщет он, чаще безлунными ночами, в поисках добычи, нагоняя страх на лесную мелочь. Едва завидев его, Васька и Ванька, прижав к спинкам трясущиеся ушки, верные своей пугливой заячьей натуре, уносятся на самый край света - только пятки сверкают. Лязгнув голодными зубами, несолоно хлебавши, Вольф Вольдемарыч убирается восвояси, в своё волчье логово.
На наше семейство он покушаться не смеет - не по зубам ему медвежатина.