Стена
Шрифт:
Мальчишка, совершенно явно, был перепуган. Он боялся огня, боялся Огастина — настолько боялся, что даже не решился сесть рядом с ним и укрылся за Хью и Льюисом, чтобы напарник не мог до него дотянуться.
— Так… — Вот и все, что пробормотал Огастин в ответ на реплику Джо.
— Я вам объясню, куда делась веревка. Она взяла ее с собой. Как только Джошуа поджег лес, она поднялась в свой лагерь в Глазу и втянула веревку за собой. Анди там. Она ждет нас.
— Джошуа? — переспросил
Огастин поднял рацию, как будто она могла подтвердить все его утверждения.
— Неандерталец угробил сам себя. Его обложили со всех сторон, он почуял это, вот и поджег лес. Сгорел сам и заодно спалил Кэсс. Вы разве не слышали, как он там поджаривался?
Так вот кто там кричал, понял Хью.
У Льюиса был растерянный вид. Он-то проспал развитие событий и увидел лишь последствия.
Хью восстановил в памяти крики животных, которые услышал в начале пожара. Он поражался, как же сразу не сообразил очевидного. Джошуа, конечно же, взял факел и побрел через сухой лес. А потом подул ветер.
— Какие новости? — спросил он. — Там что, очень плохие дела?
— Хуже всего было здесь, прямо под нами, — ответил Огастин. — Они перехватили пожар возле Навозной кучи и остановили встречным палом. Кое-где еще сохранились очаги, но огонь по большей части догорает. Часть асфальта на дороге расплавилась. Парк закрыли. А в остальном все как всегда.
— Нет, все изменилось, — возразил Льюис.
Если бы ничего не изменилось, они продолжали бы восхождение.
— Внизу, возможно, и изменилось. Но не здесь. Мы не изменились, — сказал Огастин.
— На стене случилось бог знает что. Украли тело. Лес сгорел. Мы отрезаны от мира.
Огастин махнул рукой, как бы отбрасывая в сторону все эти слова. Падение, пожар, отрезанность… все это происходило где-то там, за миллион миль отсюда.
— Мы в полном порядке. Вершинная группа стоит наготове. Носилки собраны, якоря подготовлены. Мне нужно лишь сказать одно слово, и они спустят носилки к нам. Завтра утром мы сможем вытащить ее.
«Мы… нам…» Хью уловил скрытый намек. Льюис — нет. Он и подумать не мог ни о чем таком. Это было вне его понимания.
— Вы пойдете назад? Этой же ночью?
— А зачем, по-вашему, я сюда приперся? — чуть ли не на ухо ему проговорил Огастин.
Льюис раскрыл рот, наконец-то сообразив, что Огастин вернулся со стены Троянок не для того, чтобы отвести перепуганного мальчика в безопасное место. Он пришел, чтобы попытаться обменять его на мужчину. Подбородок Льюиса утонул в его бычьей шее.
— Нет. — Он резко помотал головой. — Должны быть какие-то пределы. Абсолютно. Никаких!
Огастин без единого слова сбросил его со счетов. Мальчика он уже сбросил. Теперь он говорил только с Хью.
— На всем пути поперек и до высшей точки нашего подъема провешены веревки. — Он не приглашал. Не упрашивал. Не требовал. Лишь сообщал необходимые факты.
Хью не отводил взгляда от кроваво-красных глаз. Огастин оценивал его. В свою очередь он оценивал Огастина. И сам оценивал себя.
— Сейчас ночь. Вы предлагаете совершить траверс. Свет наших фонарей не пробьет дым. Нам придется идти вслепую.
— Вслепую мы шли сюда, — возразил Огастин. — Именно поэтому мы и потратили целый день. Впрочем, это нас не остановило. А теперь по всему пути висят веревки.
— Вы действительно думаете, что она еще жива?
Хью должен был прямо высказать свое сомнение. И то, как поведет себя Огастин — взорвется в яростном протесте или, напротив, разнюнится, — позволит принять окончательное решение.
— Я знаю только то, что у меня сохранилась надежда, — ответил Огастин. Он не сердился на тупость Хью. Он не пытался подбирать холодные фальшивые факты, чтобы вырвать у него согласие. — Возможно, ее уже нет. Но узнать наверняка можно только одним способом.
Двое мужчин смотрели друг на друга.
— Отвяжись от него, — сказал Льюис Огастину.
Огастин пропустил эти слова мимо ушей. Его внимание было сосредоточено на Хью. Это с ним он вел переговоры, не имевшие никакого отношения к Льюису.
— Утром, — заключил он. — Ночью отдохнем. Пусть дым хоть немного осядет. А с рассветом поскачем. Лады?
— Брось это дело, Хью. Ты не сможешь вернуть Энни.
— Анди, — поправил его Огастин.
— Я говорю с моим другом, — рявкнул Льюис, — о его жене!
Лицо Огастина помрачнело, а потом внезапно прояснилось.
— Энни… — проговорил он.
— Я вовсе не пытаюсь вернуть ее, — сказал Хью Льюису.
— Тогда кончай это, напарник. Это было бы большой ошибкой. Мы уходим со стены.
Хью позабавила последняя фраза — «уходим со стены». Они находились на высоте добрых полумили от земли. Он улыбнулся в ответ.
— Я не шучу. Все обращено против нас и непрерывно меняется. Началось с одного, перешло в другое и так далее, — настойчиво сказал Льюис. — Взгляни правде в лицо. Мы были обречены на поражение еще до того, как покинули равнину.
Хью продолжал рассматривать Огастина. Он сам вышел из пустыни со столь же красными глазами, как у этого парня, такими же растрескавшимися губами и голосом, похожим на скрежет проржавевшей жести. Но он не был Огастином, а Энни — ее призрак — находилась не так уж далеко от этих девушек, убитых Эль-Кэпом. Льюис же, вероятно, никогда не сможет понять, насколько ненужной вещью в конце концов оказывается память.