Стена

Райнхарт Мэри Робертс

Однако Джульетту это, видимо, даже порадовало. После обеда я набросила на плечи шаль и вышла погулять. Я просто поняла, что если проведу в ее обществе лишних пять минут, то непременно забьюсь в истерике.

Вечер выдался чудесный, и, уж конечно, его не подобало проводить в одиночестве. Я вдруг поймала себя на том, что думаю о художнике с холма. Интересно, увижу ли я его когда-нибудь? В конце концов, вполне возможно, что он уже уехал отсюда со своим автоприцепом. Но я выбросила мысли о нем из головы. Я же не романтическое дитя— в двадцать девять-то лет!

Повинуясь неожиданному импульсу, я в тот вечер

решила нанести визит Динам. Чу-Чу трусила у моих ног. Возвращаться в общество Джульетты мне не хотелось, а тут, прямо через дорогу от меня, возвышался массивный дом с освещенными окнами. Я поднялась по крутой дорожке и нажала кнопку звонка у парадной Двери.

Меня впустил лакей, заметно удивившийся; на заднем плане маячил дворецкий. Я уже начинала испытывать некоторую неловкость, но когда увидела миссис Дин, одиноко сидящую у камина в огромной, симметрично обставленной гостиной, то вдруг порадовалась, что пришла. Одиночество явно тяготило ее, поскольку меня она приветствовала чуть ли не восторженно.

— Как мило, что вы пришли, — сердечно улыбнулась она. — Мэнсфилд тоже будет рад. Видите ли, мы никого здесь пока не знаем.

— Я ваша ближайшая соседка, — пояснила я. — Марша Ллойд. И когда я увидела, что у вас горит свет…

— Соседка! — воскликнула она. — Какое приятное слово! Как же давно я его не слышала!!

И тут я подумала (и с тех пор задумывалась над этим не раз), не является ли одиночество расплатой за богатство. Впрочем, в Агнесс Дин не было и намека на высокомерие. Взяв на руки Чу-Чу, она посадила ее к себе на колени (собачка этого терпеть не может). Я незаметно разглядела хозяйку дома— худая, изможденная женщина средних лет, хотя лицо ее, освещенное сейчас неярким пламенем камина, хранило следы былой красоты. Миссис Дин была в трауре.

— Год назад мы потеряли дочь, — пояснила она. — Поэтому и приехали сюда. Муж считает, что мне нужно знакомиться с людьми, общаться. У нас есть летняя вилла на озере Мичиган, но там чересчур тихо.

Приятно было сидеть у огня и разговаривать ни о чем. Я не стала упоминать о своей нежеланной гостье; впрочем, до Динов, возможно, и так уже дошли кое-какие сплетни насчет Джульетты.

Я поняла, что предстоящее лето страшит миссис Дин. Она никогда не любила шумного общества, а нас тут считают очень жизнерадостными и веселыми. Она же всегда любила свой дом, и, конечно, когда была жива ее дочь… — тут она осеклась, и подбородок ее дрогнул.

Поэтому я была рада, когда появился мистер Дин. До сих пор ясно вижу Мэнсфилда Дина, каким он предстал передо мной в тот вечер— плотного сложения широкоплечий мужчина с обозначившимся брюшком и громоподобным голосом. Он прокричал, что желает виски с содовой и льдом, наградил миссис Дин дружеским шлепком, весьма смахивающим на удар, и прорычал, что очень рад меня видеть.

— Хочу, чтобы Агнесс обзавелась здесь друзьями, — гудел он, словно церковный колокол. — Что толку сидеть вот так и мучиться. — Голос его смягчился. — Слезами горю не поможешь, а общение с людьми помогает. Я очень надеюсь, что добрые люди придут и помогут, — патетически воскликнул он. — Конечно, мы здесь никого не знаем, но ведь в доме столько места! И позднее мы сможем устроить парочку званых обедов.

Он прямо-таки очаровал меня, столь уверенный в себе, в своих деньгах и их силе;

и в то же время от него исходила какая-то мягкость, доброта. У него была приятная улыбка, обнажавшая крупные белоснежные зубы; думаю, в тот вечер он сознавал, что ведет себя несколько нелепо, однако это его ничуть не тревожило. Одно было очевидным: его жизнелюбие, энергия, воля заметно подавляли мягкий характер жены, как, вероятно, подавляли и всех вокруг него.

— Мы пережили немало бед, — сказал он, — но ведь надо как-то жить дальше. И мы будем жить, не так ли, мамаша?

Его откровенность смутила меня. Я вдруг почувствовала себя чужой, как будто грубо вторглась в чужое горе, Агнесс Дин сидела безмолвно, не отрывая взгляда от пламени камина; после его прихода она вообще говорила совсем мало. Какой бы ни была трагедия их семьи, это была ее трагедия, а не его. Он был в состоянии продолжать жить обычной жизнью, заниматься делами, играть в гольф, пить виски с содовой, ходить в свои клубы. Но у нее не было такой отдушины. Она сидела наедине со своим горем.

Так состоялось мое знакомство с четой Динов, и я навсегда сохранила в душе то первое впечатление об Агнесс Дин, она словно стоит у меня перед глазами— хрупкая, убитая горем женщина в черном платье, одинокая в своем просторном доме в окружении богатства, которое ничего для нее не значит.

Мистер Дин отправился проводить меня до Сансета. Наедине со мной он перестал громогласно вещать, и я подумала— интересно, какая доля сердечности, демонстрируемой им перед женой, является чистейшей игрой? Впрочем, этого я не знаю и до сих пор.

— Надеюсь, вы еще к нам зайдете, — сказал он. — Ей нужны друзья. Просто милые женщины, с которыми она могла бы поговорить. Она почти ни с кем не общается.

Мистер Дин проводил меня до ворот. Я вдруг увидела дрожащий огонек в окне изолятора. Но он тут же погас, если это вообще не было плодом моего воображения. Однако меня больше обескуражило и расстроило мрачное лицо Уильяма, встретившего меня по возвращении.

— Мне очень неприятно сообщить вам это, мисс, но звонки снова трезвонят.

— Святые небеса! — в сердцах воскликнула я. — Но ведь электрик сегодня сказал, что проводка в порядке.

— Вполне возможно, — угрюмо отозвался он. — Может, все это не имеет никакого отношения к проводке.

Тем не менее, прежде чем лечь спать, я поднялась наверх и осмотрелась— просто чтобы чувствовать себя спокойней. Дверь в «госпитальный отсек» была по-прежнему заперта, и вскоре я уже крепко спала.

Проснулась я на следующее утро поздно— солнце ярко светило в окно, а рядом, держа в руках поднос с моим завтраком, стояла Мэгги с таким выражением лица, от которого непременно должны были скиснуть сливки для моего кофе.

Когда встанете и оденетесь, — изрекла она, — я вам кое-что покажу.

— Что именно? И где?

— В изоляторе, — ответила она и принялась методично доставать мою одежду. Я с раздражением посмотрела на ее чопорную фигуру.

— К чему такая таинственность? — досадливо поинтересовалась я. — Что такое произошло в этом чертовом изоляторе?

— Когда вы встанете и оденетесь, я вам все покажу, — тихо повторила она и больше не произнесла ни слова.

— А где миссис Рэнсом? Она уже проснулась? — в конце концов нарушила я затянувшееся молчание.