Стенка на стенку
Шрифт:
Но на этом пути его сразу же ожидали непредвиденные препятствия. Вся беда заключалась в том, что он, несмотря на свое влияние, никак не мог отыскать золотой ключик, который распахнул бы ему заветную дверцу к «Балторгфлоту».
Барон поначалу пробовал купить компанию до тендера – подобные дела для него были не в новинку: ему не раз приходилось приобретать приватизируемые заводы.
Но сейчас всех его миллионов – даже с учетом алтайской ссуды – ему явно не хватало: за контрольный пакет питерские господа-товарищи назначили двести «лимонов»! И это была лишь начальная цена. Придя к выводу, что в одиночку ему ни за что не осилить покупку флота. Барон посвятил в это дело крупнейших московских воров – в первую очередь Варяга и Михалыча.
В Москву Чиф обещался вернуться через неделю. Максимум через две.
Последний телефонный разговор с ним был очень странным и даже каким-то настораживающим – похоже, Чиф чего-то недоговаривал, а может быть, даже наоборот, чего-то опасался, хотя это было не в его характере. Барон знал Чифа пять лет: в любые заварушки Чиф привык лезть с поднятым забралом, и вряд ли он оробел на этот раз. Но даже его голос по телефону показался Барону напряженным, как будто Чиф разговаривал с ним под дулом пистолета. Но с момента последнего разговора прошло уже дня три. Чиф сообщил, что был в офисе «Балторгфлота» и что там не все так просто, как могло показаться на первый взгляд. По коридорам компании разгуливала масса темных личностей. По наблюдениям Чифа, у них не могло быть таких денег, какими располагали московские воры, но держались они солидно. И, что самое странное, ему пока не удалось выяснить, кто за ними стоит. Эти молодчики, как к себе домой, входили в кабинет генерального директора компании и держались так, будто у них в долгу даже вахтеры. Чиф говорил о том, что пытался навести о них справки, но то, что он узнал, в высшей степени подозрительно и требовало перепроверки. Чиф обещал прилететь утренним рейсом в среду, однако он не появился ни в среду вечером, ни в четверг. А сегодня, через неделю после его исчезновения, Барон узнал, что Чифа нашли с перерезанным горлом на одной из городских свалок Санкт-Петербурга недалеко от грузового порта.
Переехав в столицу, Назар выстроил себе дом в Подмосковье – он никогда не любил уличной суматохи, не по душе ему были и лавины автомобилей, захлестнувшие московские улицы. С недавнего времени он предпочитал покой, может быть, оттого частенько запирался в четырех стенах.
Его подмосковный особняк был точной копией старинного французского шато, который ему как-то приглянулся во время одной деловой поездки по Европе.
Правда, «начинка» в нем была не средневековая, а самая что ни на есть ультрасовременная – с сауной, большим крытым бассейном и многими прибамбасами, делавшими его жизнь комфортной и приятной. Единственное, от чего не стал отказываться Барон, так это от глубокого подвала – сродни тем, в которых маркизы и виконты хранили бочки с родовым вином или запирали своих нерадивых слуг.
За неимением коллекции фамильного вина Назар Кудрявцев держал у себя в подвале узников. Замечательная получилась подземная тюрьма. Случалось, что в нее бросали строптивых должников, а то и воров, приговоренных сходняком к наказанию. Здесь же, в мрачном каземате Барона, находили свой бесславный конец отъявленные мерзавцы, посмевшие ослушаться приказа хозяина.
В этот раз у него в доме был один гость, жить которому оставалось всего лишь несколько часов.
От внешнего мира Барон оградился высокой кирпичной стеной, пропустив по самому верху два ряда колючей проволоки. Такую преграду могли преодолеть разве что японские ниндзя, каковых в России не водилось, а потому хозяин мог чувствовать себя здесь в полнейшей безопасности.
Высокие стены были удобны еще и тем, что не пропускали через многометровую толщу ни малейшего звука, так что снаружи существование Барона для его соседей казалось таким же загадочным, как жизнь на Марсе.
В камине тихо потрескивали поленья. Барон любил огонь не за тепло, а за уют, который согревал душу. В мерцающем пламени таилась какая-то необъяснимая магическая сила, приковывавшая взгляд. Наверное, не случайно, что на заре человеческой цивилизации огонь играл важнейшую роль. Магией полыхающего костра люди пользовались и в более поздние времена, так, например, когда олимпийцы древности при его свете проводили спортивные соревнования, а в средние века инквизиция приговаривала еретиков к смерти на костре. Но самых больших чудес добились шаманы северных народностей. Для них огонь был таким же инструментом, как для пианиста рояль или как для заклинателя змей – флейта. Пламя возгоралось при яростном нашептывании и могло потухнуть – стоило лишь произнести магическое слово. Однажды Барон был свидетелем подобного чуда, когда по решению сходняка провел целый месяц в глухой сибирской деревушке, пытаясь разработать заброшенный прииск. Огонь в печи внезапно потух, едва в комнату ввалился кряжистый низкорослый якут лет шестидесяти. И на все усилия хозяйки растопить печь он едва улыбался в жиденькую бороденку. А потом, точно сжалившись над хозяйкой, произнес:
– Боится меня огонь, однако, потому и не горит! Тогда трудно было понять – правда это или нет, но едва старик вывалился за порог, как истлевшие головешки вспыхнули сами собой.
Вот и не верь после всего этого в мистику… Барон растер руки: ну, кажется согрелся. Теперь можно было продолжить прерванный разговор. Он нажал кнопку переговорника и негромко произнес:
– Приведите его, я хочу с ним потолковать. Через несколько минут двое крепких парней ввели в комнату человека с мешком на голове и со связанными за спиной руками.
– Снимите мешок. Посмотрим, как он выглядит. Пацаны тотчас исполнили приказание, сбросив грязную холщовку на дубовый паркет. Они служили у Барона уже второй год и знакомы были со всеми его привычками – сейчас хозяин был явно не в духе, и они старались действовать посноровистее. Назар ценил их за два важных качества – немногословие и безукоризненную исполнительность. И, само собой, за надежность: в случае чего их хлебальники прочно запирались на замок.
Перед Бароном стоял Саня Воронов-Воронок.
– Ну, продолжим нашу беседу, дружище. Меня все время не покидает чувство, что ты все ж таки чего-то не договариваешь, – почти ласково начал Барон. Чем больше он злился, тем обворожительнее была его улыбка. Барон словно задался целью поразить своего пленника обаянием.
Лицо у Воронка было разбито в кровь, разорванные губы опухли, щелочки глаз едва просматривались из-за синих мешков кровоподтеков.
– Ты напрасно на меня полкана спустил, Барон, я тебе рассказал все, как было, – с трудом разлепляя губы, простонал Саня.
– И все-таки я хочу снова все это услышать, дружище. Как же это ты лопухнулся на ровном месте? Они что вытолкнули вас из машины?
– Я тебе уже все рассказал… – В глухом голосе Сани звучало глубокое уныние, помноженное на безразличие к собственной незавидной судьбе. – Чиф пошел за сигаретами, а менты перехватили его на обратном пути.
– Любезный, а сам-то ты где в это время находился? Разве тебе платят не за то, чтобы ты был тенью хозяина и шел за ним даже в ад? Или тебя положили мордой на асфальт?
– Я не мог ничего поделать, потому что стоял под стволом!
– Ладно. Ну а куда заходил Чиф, с кем виделся – ты мне можешь сказать?
– Он никогда не рассказывал мне о делах. Но мне показалось, что в тот день он был чем-то озабочен.
– Голубчик, а разве вы не вместе ходили в контору? – продолжал улыбаться Назар Кудрявцев.
– Нет. Я хотел было пойти с ним, но он сказал, что в этом нет нужды…
Мне пришлось остаться в машине.
Барон глянул на рослых парней, стоящих немного позади Сани. Молодцы были выдрессированы на славу и никогда не терзались угрызениями совести: по их лицам было видно, что они готовы сделать со своей очередной жертвой что угодно – живым затолкать в полыхающий камин или разрезать в лапшу.