Стены слушают

Миллар Маргарет

– Она прехорошенькая, – сказала Эми. – Ты не находишь?

– Не заметила.

– Она ужасно хороша, – повторила Эми, разглядывая отражение Консуэлы в зеркале ванной комнаты и пробуя уловить краску смущения, сверкнувший взгляд, как доказательство того, что девушка их понимает.

Но Консуэла умела притворяться куда лучше, чем думала Эми. Она вышла из ванной, вежливо улыбаясь, перестелила обе постели и старательно взбила подушки. Для Консуэлы притворство было игрой. Игрой опасной: ведь американки могли пожаловаться хозяину отеля,

а тот знал, что она превосходно владеет английским. Но она не могла отказать себе в этом удовольствии, как не могла не стащить хорошенькие нейлоновые трусики, крикливо расцвеченный кушак или пару кружевных штанишек.

Эми, немного знавшая правила игры, спросила:

– Как вас зовут? Вы говорите по-английски?

Консуэла ухмыльнулась, поежилась и развела руки. Потом повернулась так стремительно, что ее эспадрильи протестующе скрипнули, и в следующий момент понеслась вниз, через холл, в чулан для хранения щеток. Улыбка соскользнула с ее лица, горло сдавило как туго закупоренную бутылку. В тесной темноте чулана она, не зная зачем, перекрестилась.

– Я не доверяю этой девчонке, – сказала Уильма.

– Можно перебраться в другой отель.

– Они все одинаковы. Страна сплошь развращена.

– Мы здесь всего второй день. Не думаешь ли ты?..

– Мне незачем думать. Достаточно внюхаться. Разврат всегда воняет.

Голос Уильмы звучал решительно, как всегда, когда она бывала не права или не уверена в себе. Она завершила макияж, поместив губной помадой точечку во внутренние уголки глаз. Эми наблюдала за ней, надеясь, что "нервы" Уильмы больше не сорвутся. Впрочем, кое-какие признаки уже были налицо, словно первая струйка дыма над вулканом: дрожащие руки, затрудненное дыхание, подозрительность.

Для Уильмы это был тяжелый год: развод (второй уже), смерть родителей в разбившемся самолете, приступ пневмонии. Она рассчитывала, что отдых в Мексике поможет забыться. Вместо того она все привезла с собой. "Включая меня, – угрюмо подумала Эми. – Что ж, не было никакой необходимости ехать. Руперт сказал, что я делаю ошибку, а Джилл назвал дурочкой. Но у Уильмы никого же, кроме меня, не осталось".

Уильма отвернулась от зеркала:

– Я похожа на старую ведьму.

Струйка дыма сгустилась в облако.

– Неправда, – сказала Эми. – Мне жаль, что назвала тебя капризулей. Я считаю...

– Этот костюм болтается на мне, как на вешалке.

– Прелестный костюм.

– Конечно, прелестный. Прекрасный костюм. Его портит старая ведьма, на которую он надет.

– Не надо так говорить. Тебе же только тридцать три года.

– Только! Я катастрофически похудела. Прямо какая-то палка.

Уильма с размаху уселась на одну из кроватей.

– Мне нехорошо.

– Как именно? Опять голова?

– Живот! О Господи! Прямо точно меня отравили.

– Отравили? Послушай, Уильма, не надо придумывать.

– Я знаю, знаю. Но мне так плохо.

Она опрокинулась

поперек кровати, схватившись руками за живот.

– Я вызову врача.

– Нет, нет, я не доверяю иностранцам.

– Я не могу сидеть, сложив руки, и смотреть, как ты мучаешься.

– Боже, я умираю. Не могу вздохнуть...

Ее стоны отдавались в чулане для щеток. Консуэла прижалась к прослушиваемой стене, неподвижна и настороженная, словно ящерица на накаленной солнцем скале.

Глава 2

Доктор пришел около восьми часов – бойкий невысокий человек с красной камелией в петлице. Казалось, он заранее знал, что встретит, и, бегло осмотрев Уильму, задал несколько кратких вопросов. Потом заставил ее принять крошечную красную пилюлю и чайную ложку вязкой жидкости персикового цвета. Остатки он положил на бюро и посоветовал повторить прием. Пройдя с Эми в гостиную, примыкавшую к спальне, он сказал:

– Ваша приятельница, миссис Виат, чрезвычайно нервна.

– Да, я знаю.

– Уверяет, что ее отравили.

– Ах, это просто нервы.

– Не думаю.

– Кому нужно отравлять бедную Уильму!

– Нет? Ну, это меня не касается. – Доктор улыбнулся. У него были дружелюбные глаза, лучистые и синие, как васильки. – А ведь она действительно отравлена. Ее болезнь обычна для приезжих и среди других, менее пристойных названий, именуется туристой.

– Вода?..

– Вода тоже. Но, кроме того, смена диеты, безрассудное питание, высота над уровнем моря. Я оставил ей лекарство – новый антибиотик, который наладит проблему ее пищеварения. Другое дело – высота. Ее не изменить даже в угоду туризму. Здесь вы очутились на высоте около семи тысяч четырехсот футов, а ведь привыкли к морскому климату, если не ошибаюсь – Сан-Франциско?

– Да.

– Это особенно отзывается на вашей приятельнице, потому что у нее повышенное давление. Такие люди неумеренно активны, а на нашей высоте это более чем неблагоразумно. Миссис Виат должна быть осторожней. Внушите ей это.

Эми промолчала. Никому никогда не удавалось что бы то ни было внушить Уильме. Она только вздохнула. Но доктор как будто понял.

– Все-таки объясните ей кое-что, – посоветовал он. – Мои соотечественники соблюдают сиесту не просто от лени, как считают газетные юмористы. Сиеста разумно сохраняет здоровье при нашем образе жизни. Вы должны повлиять на вашу приятельницу.

– Уильма не любит лежать днем. Называет это пустой тратой времени.

– В каком-то смысле она права. Но немножко полениться ей как раз не вредно.

– Что ж, постараюсь, – сказала Эми таким тоном, как если бы ее лучшее немногим отличалось от худшего. Ей-то самой казалось, что оба эти начала сопутствуют одно другому. У нее лучшее часто оборачивалось катастрофой, тогда как худшее оказывалось вовсе не таким уж плохим.

Глаза доктора скользнули по ее лицу, как бы читая невидимые строчки.