Стены
Шрифт:
Помню, как он впервые заговорил о ней, когда я навестил его в один из вечеров:
– В твоей памяти есть некий женский образ, который в свое время поразил тебя до глубины души? Образ какой-нибудь девушки, которую ты видел, может, единственный раз в жизни, но который каленым железом запечатлелся в твоей голове? Лицо, красивее которого ты уже никогда не увидишь, и ты в этом уверен? Жена не в счет.
Я задумался. Слышать такие речи от Мика, в принципе, дело не странное. Странным было то, что со времен Вероники, он не говорил со мной о девушках, и поэтому во мне забрезжила надежда на светлое будущее. Как же я тогда ошибся.
– Может быть, – пожал я плечами. – Думаю, в жизни многих
Мик усмехнулся.
– Ну, наверное, и в моей жизни наступил такой момент.
– Кто такая?
– Подруга Летиции. Зовут Алиса. И знаешь… она очень похожа на одну мою знакомую студенческих времен, на Эмму Харпер – девушку с параллельного потока, с которой мы вместе постигали азы алкоголизма. Вот только Эмм хоть и нравилась мне, но никогда не вызывала столь сильных впечатлений, а эта Алиса смогла тронуть во мне что-то очень глубокое. Не знаешь ее случайно?
– Нет, я и Летицию уже сто лет не видел.
– Она совсем недавно в Санторине. Глаза такие красивые – темно-зеленые, в сверкающем взгляде что-то такое роковое… нет, что-то зловещее, как будто, отголосок ее темной стороны души пробивается в мир сквозь ее глаза.
– Ого, как ты загибаешь, – я засмеялся. – Когда ты с ней познакомился?
– Впервые увидел месяца четыре назад в «Тумане», в компании Летиции. Потом еще пару раз видел там же, но пытался игнорировать. Неделю назад, Летиция таки заволокла меня за их стол и познакомила.
– И? – я был заинтригован.
– Ничего, – усмехнулся Мик.
– Почему?
– Во-первых, она на меня ноль внимания, а во-вторых… как-то не очень и хочется. Она, конечно, красивая до безумия, неглупая вроде бы, интересная, но я не чувствую. Как бы сказать… не чувствую необходимости.
Я же знал горькую правду: ему было стыдно.
– Необходимости в чем?
– В ее симпатиях.
– Тогда забудь, в чем проблема?
– В моих симпатиях. Они уже достаточно сильны, – Мик улыбнулся как-то виновато.
– Не романтизируй, брат. Либо действуй, либо забудь. Помнить в бездействии – это абсурд. В некоторой степени даже унизительный абсурд.
Мне показалось, что Мик посмотрел на меня с презрительной насмешкой.
– Мне ничего от нее не нужно. Но она пленит. И в то же время, не подпускает.
Вот в этих последних словах и кроется смысл жизни Мика в последующие два с половиной года: выдуманная им магия Алисы пленила его, но не подпускала. Потом, позже, когда я увидел ее, то смог трезвым взглядом оценить эту девушку. Черные волосы, прямыми локонами ложащиеся на узкие плечи. Почти прямой подбородок сглаживал немного вытянутый овал лица. Выразительные зеленые глаза под тонкими бровями. Нос с небольшой впадинкой, острые скулы, что подчеркивали слегка впалые щеки. Тонкие губы совсем немного выпирали дальше, чем следовало бы, но это нисколько не портило общий ее портрет. Фигура стройная, довольно пропорциональная. Вот как-то так. Еще она очень часто прищуривалась, словно имела проблемы со зрением, и, в принципе, ей это шло. Суховато, но я ведь не заинтересованная личность. Если бы вы обратились к Мику за описанием Алисы, думаю, он бы смог более поэтично рассказать о ее прелестях. Да, бесспорно, Алиса – девушка красивая, но… она красива той красотой, которую нужно понять. Она не из числа тех девушек, при виде которых челюсть отвисает, или наступает эрекция. Она из числа тех, кто западает в душу. То есть, если она покажется вам красивой, то, скорее всего, так и останется для вас самой красивой, как в случае с Миком. Если же при первом впечатлении, вы не заметите в ней ничего примечательного, она так и останется в ваших глазах обычной девушкой. Такой вот парадокс.
О подробностях личности Алисы Андерсен, я рассказывать не стану, я ведь ее почти не знаю. С этим отлично справится Летиция. Вообще, было бы намного занятнее, если бы всю эту историю рассказывала сугубо эта неадекватная троица: Мик, Алиса и Летиция. Ну, и Генри, конечно. Но раз уж я согласился рассказать про одного неадеквата, то уж попробую довести дело до конца.
То, что я буду говорить далее стало для меня прозрачным не сразу. Только в мае пятнадцатого года в голове моей сформировалась картина, которая впоследствии была подтверждена некоторыми событиями и рассказами самого брата.
В тот вечер, когда Мик впервые рассказал мне о ней, я надеялся, что он все же попытает свое счастье, если уж Алиса произвела на него такое сильное впечатление. Но не тут-то было. Идиотизм моего брата стремительно прогрессировал, и умел преподносить сюрпризы. Ни о каком романе речи не было даже близко, а вместо этого появилась навязчивая идея. Два с половиной года душевной черноты и алкоголизма, помешательства и психической дисфункции. Я видел, что Мик совершенно терял себя, видел, как он превращался в совершенного социопата и изгоя по собственной воле. Видел, как он неделями не выходил из дома, и практически круглосуточно был пьян. Видел, как игнорировал меня и родителей, как, в то же время, терял в отношении нас последние остатки совести и приличий. Видел, но понятия не имел, что причина тому – Алиса. Разумеется, я был уверен, что он и думать о ней забыл. Для меня такое самоуничтожение из-за девушки, с которой он даже толком знаком не был, с которой даже не рискнул стать ближе, было нокаутирующим ударом. После того, как он выстрелил в фотографию Алисы, я реально был склонен считать его сумасшедшим, в самом прямом смысле этого слова. Но я забегаю вперед.
А впервые я услышал о его смешной идее, когда в очередной раз его взять себя в руки и обратиться за помощью, пройти курс реабилитации.
– Ты не понимаешь, Бен! – говорил он мне пьяным голосом. – Я спасен. Я нашел себя. Я пришел к тому, к чему шел всю свою жизнь.
– К чему?! Ты посмотри на себя, ты в ничтожество превращаешься!
– Я обрел то, что всем вам даже в самом смелом сне не приснится.
И он расхохотался мне в лицо пьяным отвратительным смехом.
Я пытался помочь, хоть и не понимал, как это сделать. Я старался чаще быть с ним рядом, пытался вывести его на нормальный контакт, пытался наладить с ним ту связь, которая была между нами прежде. Успеха я практически не добился. Он продолжал пить, в открытую говорил, что презирает всех и все вокруг, и не хотел ничего слушать, когда я, вновь и вновь, пытался ему объяснить, что он позорит себя и всю свою семью.
Было поздно. Идея к тому времени вросла в его душу и разум. «Алиса». Помутневший рассудок его воспевал ложь, которой он окружил надуманный образ этой девушки. Хотя я думаю, что Алиса стала лишь продолжением, прогрессом его помешательства. Он внушил себе, что его надуманные чувства к ней – это любовь, и любовь эта становилась все сильнее, пока не превратилась в его извращенном понимании в «сверхлюбовь». Ему не нужна была она. Ее чувства, ее тело, ее судьба – все это было для него слишком примитивно. Ему нужно было лишь одно: сохранить ее придуманный образ и любить своей «сверхлюбовью». Любить, не давая ей повода понять это.