Степь 1. Рассвет
Шрифт:
Непонятная тревога охватила бабу будто к самой внутрь зверь залез и нацелился загрызть у неё что-то важное. Сердце ухало в ушах, куда сбежало из груди. Но Данава с лёгкостью разрядил тогда эту «непонятку», признав свою вину сразу и безоговорочно. Убедив встревоженную и всполошённую большуху, что непотребность эта по его промашке получилась, бестолкового. Мол, напортачил что-то с зельем. Толь неправильно сварил, толь заговорил наискось. И Дануха, дура, поверила. Потому что это было самое простое объяснение. Потому что тогда в это хотелось верить. А вот во что-то страшное, верить категорически
– Ну, чё? – вопрошал её до смерти перепуганный Данава, – будем ещё кого будить да спрашивать?
– Да ну тебя на хрен мелко порубленный, – злобно рявкнула большуха, – ты и так уж накуролесил, криворукий. Того и гляди самим в глотки вцепятся. Отправляй-ка их обратно в вонючую дырку. Недоделанное ты создание.
Колдун будто только этого и ждал. С нескрываемой радостью наконец сделанного дела, торопясь чтобы сестра не передумала, он стал подтаскивать по одному к костру ряженых и начал «разряжать их куклы» от нежити. На этот раз он не дул в нарисованные рожи, а высасывал и будто сплёвывая, резко выдувал на огонь. После чего срывал деревянную личину, и пацан безвольной тушкой валился на снег ни то в обморок, ни то проваливаясь в крепкий сон. . .
Дым немилостиво драл горло, спину припекло от почти горячей земли. Дануха уселась, всматриваясь в кромешную темноту и тут же поняла, что задыхается. Ветра не было и дым от догорающих жилищ, едкий, мерзкий, с каким-то противным привкусом будто мясо сгорело что до костей сожгли, заполнял округу плотным облаком.
Нестерпимо защипало глаза, аж до болезненных слёз. В голове промелькнула паническая мысль: надо задницу отсель уносить, а то задохнусь к * матери.
Она встала, и на ощупь, лишь ориентируясь по памяти обошла кадящий баймак огородами и полезла на холм, что у них испокон веков звался Красной Горкой. Лишь продравшись сквозь травяной бурьян наверх, баба остановилась, утирая слёзы рукавом и дыша как загнанная.
Обернулась, уставившись вниз, стараясь рассмотреть в этой черноте хоть что-нибудь, и опять заплакала, на этот раз непонятно от чего. Толи от дыма глаза продолжало есть, толи от обиды за то, что случилось, толи от того и другого вместе взятого.
Вновь помянула она последние Святки с Морозовым кормлением.
Тогда ватажных пацанов так и не пришедших в себя, на руках разносили артельные мужики. Баб своих вспомнила всех до одной, представляя каждую как наяву. Как тогда после охранного карагода разводила бабью цепочку с «хвоста» по очереди, так по очереди и вспомнила.
Никто по выходу из опоенного дурмана не смог устоять на ногах, все по падали. Первые, что по моложе были, так вообще срубленным деревом в сугроб рушились без сознания. Те, кто по старше, лишь садились на задницы теряя равновесие с устойчивостью.
Ей припомнилась посикушная малышня, что мамок тогда почти бесчувственных по родным углам растаскивала, где в домашних банях их отогревали и приводили в сознание. А как вспоминая дошла до Сладкой, своей подруги с самого девства, с коей прошла вся её горемычная жизнь, разревелась в голос и навзрыд словно сопливая кутырка. Она наконец дала слабину и выплеснула из себя со слезами все душившие её эмоции.
Та, как вышла из дурмана лишь качнулась слегка и растянула харю в шутовской улыбочке. Громко хрюкнула с повизгиванием словно молоденькая порося, как всегда это делала, и со всего маха рухнула на спину раскидав руки. И опять тогда её бесшабашная выходка стёрла всю серьёзность происходящего в Данухином сознании. Она Сладкую отматькала как следует. Не со зла, да и не в серьёз. А та в ответ принялась дурачиться, смешно пытаясь выбраться из сугроба, что у неё ни получалось как не пробовала. При этом баба издавала различные непотребные звуки из-под подола и громко хохотала до слёз, размазывая краску по покрытой жиром харе…
Глава девятая. Доминируй, властвуй, унижай, управляй строгостью и будет тебе ласка.
На этот раз из воспоминаний Индру вывел голос возничего:
– Атаман. Подъезжаем.
Он встрепенулся. Огляделся. Сзади растянулась вереница колесниц, конца и края не видно. Впереди на опушке леса собралась большая группа людей – эдакий комитет по встрече. Народ там стоял разношёрстный. Основную массу составляли пацаны, своеобразная «безлошадная армия» Индры, из прибившегося отовсюду молодняка и в походы с мобильными колесницами не ходившими.
Он в своё время сформировал два таких отряда, что в основном занимались охотой. В них он выращивал лучников. Эти отряды не только добывали пропитание всему логову охотой на зверя, но и подворовывали, где что плохо лежит, а иногда занимались и мелким грабежом, нападая на одинокие или малочисленные обозы.
Кроме этих пацанов у леса чуть обособлено стояла небольшая группа взрослых мужчин. Это доверенные перекупщики. Именно им сейчас предстояло осмотреть и оценить всю добычу. Индра с самого детства с маниакальной подозрительностью относился к своему окружению, к тому, с кем приходилось так или иначе лично контактировать, тем более из представителей арийского мира. Все высоко рождённые городов у него ассоциировались исключительно с папашей. Артельные мужики речников с дикарями беспредельщиками.
А вот с этими конкретно арийскими торгашами его банде уже не раз приходилось иметь дело, и в основном по торговле именно живым товаром, но сам атаман с ними лично дела не имел и никого из них не знал, да и видел этих арийских перекупщиков только несколько раз и то на расстоянии. Вообще торг ему был не по душе, не его это было. Он сам никогда и ничем не торговал, не продавал и не покупал. Для этого в его окружении была пара тройка проныр из ближайших пацанов, которым это нравилось. Они-то и обделывали все торговые дела. Вот и сейчас, высмотрев среди подъезжающих колесниц кого-то Индра громко позвал:
– Щедрый! Командуй здесь. Ты сегодня старший. Я в логово.
После чего слегка хлопнул возничего по плечу и тот взяв влево, повёл колесницу в сторону от собравшихся в направлении леса.
Миновав несколько засад-заслонов тщательно упрятанных на поворотах лесной дороги, где его подчинённые вылезая из укрытий весело приветствовали своего любимого атамана колесница Индры проследовала последнюю, пацаны которой лихо подняли на верёвках искусственный завал, оказавшийся своеобразными воротами, и выкатила на большую поляну. Всё. Он наконец-то дома.