Степь 2
Шрифт:
Пошикивая и посвистывая выстроили толкающуюся скотину в очередь и развязав мешок принялись их поить. Притом давали каждому строго определённое количество, управляя четвероногим зверьём исключительно странными на слух звуками.
Остатки кинули Уйбару. Вдоволь там было не напиться, но промочить засохшие глотки получилось. Пили друзья под двумя ничего не выражающими взглядами вполне милых, если не сказать красивых дев, поэтому делёж воды прошёл мирно, без драки. Забрав пустой мешок одна из воительниц почти таким же голоском весеннего цветка, как и у той, что подходила первой, проговорила:
– Когда
Девы ушли. Мужчины облегчённо выдохнули.
Так в смешанном состоянии позора, страха, любопытства и не понимания своего туманного будущего молодые люди безропотно двигались куда-то туда, куда их вёл девичий отряд. Вскоре выжженная степь превратилась постепенно в бушующий травяной океан. Дышать стало легче.
Мелкая речушка с мутной и тёплой как моча водой не шла ни в какое сравнение с их горными реками, но вполне оказалась пригодной для того чтобы утолить жажду как самим, так и коням, показавшись путешественником в раскалённой и высохшей степи подарком самого Ахурамазды. А в конце дня, форсировали довольно большую реку и старшая, когда наконец горцы выкарабкались на противоположный берег, подъехала к горемыкам и спросила назидательным тоном:
– Урок усвоили?
Те в ответ лишь молча кивнули, опустив головы.
– Вот и хорошо. Привыкайте. Вы в степи, а не у себя в диких горах. Здесь правят законы и их надо знать и соблюдать. Исключения из этих законов нет ни для кого, даже для царей. Перед законами степей равны все.
После чего указала друзьям направление, куда им следует двигаться, однозначно давая понять, что наконец-то их пути расходятся.
Первое время раздельного путешествия Асаргад с друзьями никак не мог поверить, что эти девы-звери их вот так просто взяли и отпустили. За эти два дня они настолько свыклись с тем, что стали если и не рабами, то боевым трофеем этих воинствующих мужерезок, что никто даже не поверил в такое простое окончание мучительного перехода.
Какое-то время всё так же ехали молча, то и дело украдкой озираясь по сторонам, но, когда поняли, что свободны, устроили самую настоящую истерику.
Больше всех убивался Уйбар, которого наконец, прорвало и он, собирая все ругательства какие только знал, а какие не знал то тут же придумывал, выливал их на мерзких баб, грозя им отомстить всякими жуткими карами.
Лишь Асаргад удержался от высказываний, а просто взяв власть в четвёрке в свои руки, скомандовал привал прямо посреди чистого поля, чтобы успокоиться и собраться с мыслями перед дальнейшими испытаниями, а то что они будут, уже даже не сомневался. Всех остудила его безальтернативная фраза:
– Успокойтесь. Обратного пути у нас всё равно уже нет. Мы просто не сможем одолеть обратную дорогу без еды и воды. Или мы идём до конца, или убивайте себя сами, я вам не помощник.
Все тут же угомонились, задумались и со зверскими рожами завалились в траву спать. Бессонная ночь давала о себе знать, только жрать хотелось дико, но есть было нечего.
Глава третья. В поруби сидеть, не камни в гору переть. Взаперти не надорваться с натуги, зато на горке не свихнуться со скуки.
Темнота в бане, куда закрыли Райс была хоть глаз коли. Снаружи о стену что-то долго брякало. Складывалось такое ощущение словно заваливали вход большими брёвнами, и с каждым ударом звуки снаружи становились всё глуше и вроде как дальше. Толи Матёрые, запершие её отдалялись, толи она с этой баней проваливалась в тартарары.
Затем всё смолкло и наступила мёртвая тишина. С непривычки от такой звуковой изоляции даже в ушах зазвенело и засвистело на разные лады. Рыжая прощупала толстую входную шкуру, где при входе так и оставалась стоять как вкопанная, всё ещё не смерившись с действительностью и не веря в своё заточение. Так деву ещё ни разу не наказывали.
Настороженно прощупав вход поняла, что и впрямь заложили брёвнами и так плотно законопатили, что не только лесной шум сквозь них ни проникал, но и воздух не просачивался.
Райс наощупь принялась изучать окружение. Как по ней, то внутри эта тюремная баня показалась меньше, чем выглядела снаружи. Полог, выстроенный на всю длину, устелен мягкими шкурами, и меха навалены не в один слой, что наталкивало ярицу на мысль о подготовленном спальном месте.
У входа стояла кадка-долблёнка полная воды. В ней нащупала питейный черпак, плавающий словно лодочка, говоривший, что вода предназначена для питья, а не для банного камня с коего пар вышпаривают. Она тут же проверила питьё на вкус. И действительно вода чистая, свежая, холодная до ломоты в зубах словно родниковая.
Банный камень лежал тёплым, даже терпимо-горячим по ощущениям. Осторожно обшарив его руками нашла глиняный горшок, и сунув в него любопытствующий нос определила, что в нём оставлена еда. А пронюхав как следует даже определила по запаху напаренную кашу, притом отчётливо поняла какая именно.
Пахло вкусно, заманчиво, но рыжая не чувствовала голода, поэтому блюдо оставила на потом, а сама продолжила обследование тюремного помещения путём дальнейшего прощупывания всего до чего дотягивалась в этом абсолютно тёмном пространстве.
В дальнем от входа углу обнаружилась помойная лохань. Сухая, благоухающая свежеструганным деревом. Райс даже рукой пошарила внутри, не понятно-что, выискивая, но лохань оказалась пуста словно только что выстругана и поставлена.
Пол под ногами – сушенная глина, утрамбована до твёрдости камня. Стены с потолком бревенчатые и так ладно подогнаны бревно к бревну, что и дыры не прощупывались в стыках, словно единый монолит, будто вот так и выросли, сросшись друг к другу. Обойдя вокруг и излазив все углы, завершив проверку ярица сделала вывод: «Прям посадили со всеми удобствами».
В бане чувствовалось приятное тепло, будто её сутра нагрели, а теперь она медленно остывала, и усердно лазая по её внутренностям девонька слегка упарилась. Оттого скинула с себя рубахи, шитые золотом, раздеваясь догола растирая взмокшее тело и почувствовав ни во что не одетую свободу сладко потянулась стройным девичьим станом.
Сложила рубахи на пологе у входа и забралась в мягкие меха, свив из них у стенки целое гнездо. Развалилась, расслабилась в неге, ощущая нежность шкур голым телом, обволакивающих мягкостью пуха. Расплылась в довольной улыбке, закрыв в окутавшем блаженстве глаза…