Степь 2
Шрифт:
Проснулась резко, даже вздрогнула от непонятной внутренней тревоги. Темнота беспросветная, тишина полная. Сон слетел, как и не было. Сразу вспомнила, где находится. Села, ноги под себя подобрала, прислушалась. Ни единого звука ни откуда. Даже приложив ухо к тёсаному бревну не смогла услышать ни одного шороха, что хоть отдалённо бы нарушал безмолвие, словно в раз оглохла на оба уха.
Протерев спросонок слипшиеся глаза и повертев головой, не обнаружила ни единого светлого проблеска. Даже мизерной искорки, даже крохотного пятнышка в глубине черноты. Сколько бы ни всматривалась и как бы не таращила зенки, ничего не
Тут от натуги захотелось по-маленькому. Вспомнив про помойную лохань, наощупь двинулась в дальний угол. Та стояла на месте, никуда не делась. После справления естественной нужды придерживаясь лежака подкралась к другому краю, к выходу, решив, что пора одеться и приготовиться к встрече гостей, что за ней вот-вот придут и выпустят на свободу.
Но тут её ожидал первый сюрприз. Одежды на том месте, где оставила, не оказалось! Дева ленно и нехотя, ещё не отойдя как следует ото сна охлопала полог вокруг, с каждым ударом сердца заводясь нешуточной тревогой, а в конце концов доведя себя до истерики принялась искать свои рубахи с остервенением. Обрыла лежак, сначала скопом перемешивая шкуры, затем перетряхивая по одной. Облазила пол на корячках, зачем-то ощупала стены, но так и не нашла рубах, расшитых золотом, словно сквозь землю провалились или испарились в банном воздухе.
Зачерпнула черпак студёной воды. Попила, остужая разгорячённое поисками тело изнутри. Остатки плеснула в лицо и бросив ковш обратно в колоду, размашисто утёрлась рукой чуть ли с плеча.
Прокралась к камню, нащупала горшок. Залезла в него носом и тут сразу поняла для себя причину всего непонятного. Пока она спала, здесь кто-то похозяйничал. Каша в горшке имелась, но другая, не вчерашняя! Ложка, утопленная в еде, приглашала отведать угощение, отчего на этот раз Райс не стала отказываться. Наклонилась над глиняной посудиной и наскоро закидала в себя половину содержимого горшка, оценив кашу как «совсем неплохо» для кормления пленной царской дочери.
После приятной и вкусной процедуры вновь вернулась на лежак закутываясь в шкуры, по ходу тут же убедив себя, что одежду как почистят, доставят ей лучшем в виде. На том сама себя и успокоила.
В общем-то, если бы не полная слепота и давящая глухота, условия для отсидки наказания оказались в высшей степени царские, что вполне порадовало кутырку на сытый желудок, да ещё не плохо выспавшуюся. Она обустроила меховое гнездо и развалившись в пушистой неге задумалась.
Первое, что вспомнила ярица – вчерашняя бабья пьянка. Ой, не понравилось рыжей поведение маминых ближниц, особенно воинственных Матёрых. Вели они себя уж больно нагло и вызывающе. Нарочито пренебрежительно к её почти «царскому величию». Она никогда ещё с подобным не сталкивалась в своей жизни.
И что самое обидное, от них не было никакой защиты, так как главная защитница – мама родимая, сама же их пьяный разгул и возглавляла. Хоть бабы и напились, но забыться настолько и притом вот так все разом, что-то это не похоже на просто так. Что же произошло? Во что она опять влипла?
А может это не у мамы терпение лопнуло, а у её ближниц, распоясавшихся матершинниц? Вот они и навалились на царицу гуртом и потребовали наказания дочери? Да Райс вроде ни у кого из них на мозолях не прыгала и соли на их раны мешками не сыпала.
Ну, подумаешь дочерей кой-кого пару раз прижала да попинала слегка для лучшего понимания кто у неё в шатре самая главная. Ну, по шее кой-кому врезала. Ну, фингалом наградила, выбив пару зубов. Так те сами виноваты, куры бестолковые. Она же им сразу, притом добром сказала, чтобы не лезли к ней со своей слюнявой дружбой. Она же их в подруги ни звала, ни приглашала, ну и нечего набиваться. Это ж Райс самой решать кого к себе приблизить, а кто пускай пока погуляет в сторонке.
Потом вспомнила Такамиту и Шахрана-дрища, вечно укутанного в балахон. Подумала про коня Ветерка, единственно настоящего любимца, а следом закружилось в голове сладостное безумие. Замелькали калейдоскопом девичьи мечтания. А как же без них девке её-то возраста?
Вот представила она себя Великой Воительницей, ведущей в бой бесчисленные девичьи орды. Супостаты как один разбивались её преданным войском, пленялись армии и целые народы падали на колени. Неугодные Великой и Ужасной лишь по взмаху руки исчезали, как и не было, а она вся такая в золоте, Непобедимая и Величественная гарцевала на своём Ветерке как царица Небес. Нет, царская дочь не воспринимала себя пупом земли, потому что это было для неё мелковато и не достойно её величия. В своих мечтах рыжая стояла на одной ноге с богами, а может и повыше, по крайней мере указывать они ей побаивались.
Эти мысли о себе Великой и Всесильной занимали почти всё время необузданных мечтаний, что не позволяло деве размышлять о истинных реалиях и задаться как положено при наказании нужными вопросами, требующими покаяния и внесение изменений в своё недопустимое поведение.
Долго она в мыслях билась с вражьими полчищами, вертясь с боку на бок и в азарте размахивая руками. Мимоходом сквозь нескончаемые бои, как-то само собой Великая Воительница решила, что вроде как снова хочет есть. Сползла к банному камню, нащупала горшок. Зачерпнула ложкой содержимое и закладывая в рот, продолжая при этом мозгами витать в розовых облаках… резко опешила, даже как жевать забыла, замерев от неожиданности. В горшке, вместо недоеденной каши отыскала мелкорубленое тушёное мясо с пряными пареными кореньями!
Райс настороженно оглянулась в кромешной темноте без единого просвета. Прожевала захваченные в рот куски, опустила деревянную ложку обратно в глиняную посудину. Кто-то поменял еду, притом, только-что. Но ведь рыжая и глаз не сомкнула на этот раз, не спала как в прошлый раз. Оттого обязательно должна была незваного гостя или здешнего хозяина заприметить. Ну или по крайней мере, если не глазом узреть, то хоть слухом уловить того, кто обновил горшок.
Непонятно что заставило деву подойти к лохани, но Райс, нащупав бадью для начала потрясла, а затем и понюхала свои отходы. Но девственно чистая лохань, благоухала струганным деревом. Будто кто старую забрал, а новую выставил.
– Кто здесь? – тихо, с дрожью в голосе вопрошала она перепуганным шёпотом, при этом всматриваясь непонятно куда и прислушиваясь изо всех сил непонятно к чему.
Но в ответ, звенящая тишина. Всё такая же пустая и пугающая. На трясущихся ногах, подкашивающихся в коленях, она двинулась наощупь к входу, по пути хлебнув колодезной воды, что ни в какую не нагревалась тёплой бане. В очередной раз плеснув остатками в лицо, привела себя в адекватное состояние, отгоняя страх, зарождающийся в животе.