Степь да степь кругом...
Шрифт:
— Надо было повесить на рояльной струне!
Бассет в ужасе бросался в прихожую и уже оттуда следил за развитием событий. Лысый Хаббл вжимался в угол дивана. Раечка отбрасывала вязанье, выхватывала из Сашиной руки очередной бутерброд, который он собирался сжевать, срывала с масляной прослойки колбасный пласт, швыряла на пол и принималась возить скользкой стороной бутерброда по мужниной физиономии, стараясь охватить возможно большую территорию и шипя: «Чукча! Чукча! Чукча!» И хотя таким образом события разворачивались довольно часто, добрейший вне зоны телевизора, но звереющий перед экраном, Пак всегда оказывался к такому повороту не готов, терялся, и масляный бутерброд в течение нескольких секунд безнаказанно елозил по
В конце концов Саша вырывался и бежал в ванную умываться, а возвращаясь, вновь садился рядом с Раечкой, и оба досматривали «ток-шоу» в мрачном молчании. Сириус, старавшийся не упустить из перебранки ни слова, каждый раз успевал сожрать отброшенную Раечкой колбасу и потом с легким чувством стыда наблюдал, как супруги, недоумевая, пытаются ее найти.
— Опять куда-то завалилась, — удивлялась Раечка.
— Потом по запаху найдем, — заискивающе шутил только что побитый бутербродом «коммуняка».
Впрочем, от темы очередного «ток-шоу» ничего не зависело. По телевизору могли говорить о чем угодно — о проблемах русского языка, отмене моратория на смертную казнь, предстоящем параде геев или привилегиях депутатов, — все заканчивалось одинаково: мнение супругов оказывалось диаметрально противоположным, масляный бутерброд елозил по Сашиным щекам, а Сириус потихоньку сжирал колбасу…
Раз в месяц Саша возвращался с вечерней прогулки один.
— Опять убежал? — ужасалась Раечка. — Как же ты не уследил? Я ведь говорила — не спускать с поводка!
— Ну, надо же ему побегать. Он и так разжирел, — оправдывался муж.
— Ты тоже разжирел, я же не заставляю тебя бегать!
— Но я же не собака!
— Ты — пожиратель собак! Все корейцы жрут собак!
— Ты что, может, думаешь, что я его съел?
— Может, и съел!
— Ты, Раечка, от безделья совсем сдурела. Шла бы работать, может, в голове бы не так пусто было.
— Ты что, попрекать меня вздумал?!
— Да, может, он к собачьей свадьбе примкнул. Вернется, я его убью.
— Это я тебя убью! А вдруг не вернется?
Весь вечер супруги обсуждали возможные пути миграции гипотетической собачьей свадьбы, ночью почти не спали, прислушиваясь к шорохам на лестничной площадке и крикам беснующейся в парке молодежи, а утром Сириус возвращался. Его ругали, мыли, кормили, целовали, и все возвращалось на круги своя.
Раечке с Сашей, конечно же, и в голову не могло прийти, что раз в месяц, во время полнолуния, их Сириус, который на самом деле и не Сириус вовсе, а космический разведчик XXL, отправляется в самую гущу парка и там, глядя на невообразимо далекую мигающую звездочку, шлет зашифрованные телепатограммы ожидающим его сообщений коллегам с информацией о различных проявлениях загадочной русской души.
От выводов XXL воздерживался, да они от него и не требовались — он должен был сообщать только факты, а ученые Трона — обрабатывать их, чтобы постепенно разгадать феномен, что даст возможность лучше понять довольно большую часть населения далекой и такой беззащитной планеты, а следовательно, шефствовать над ней более эффективно.
Но самым странным было то, что время от времени из дому пропадал и канадский сфинкс. Его на улицу не выпускали. Одетый в оранжевую безрукавку, он вместо прогулки утром и вечером забирался на открытую форточку и с завистью взирал оттуда, как хозяин ведет через двор Сириуса в сторону парка. Несмотря на то что форточка была забрана капроновой сеткой, он пусть изредка, но каким-то немыслимым образом умудрялся просачиваться сквозь преграду. Обратно являлся в замызганной безрукавке, дрожащий от холода, голодный, но чрезвычайно довольный… Хозяева были уверены, что кот удирает из дому в поисках невесты, однако, в отличие от нормальных представителей породы кошачьих, делает это почему-то не только весной, но в любое время года.
И вот во время последнего сеанса связи XXL получил
Земля интересовала обитателей 581-с ничуть не меньше, чем трончан. И причина этого интереса была неоригинальна. Дело в том, что много (по земным понятиям) лет назад они, подобно жителям Трона, тоже наведывались на Голубую планету, но облюбовали для этого другой регион. И с тех пор австралийские аборигены из поколения в поколение передают легенду о том, как по небу к ним прилетела огромная сияющая птица. Эта птица снесла большое яйцо, из которого вышли белокожие боги, которым трудно было дышать земным воздухом, но вскоре они кое-как приспособились, подружились с аборигенами и даже взяли в жены их женщин. Местные художники благоговейно рисовали портреты богов, которые и сейчас можно увидеть на плато Кимберли. Потом за богами вновь прилетела серебряная птица и унесла их в поднебесье, а детей, родившихся от земных женщин, они с собой не взяли… Зато оставили в качестве напоминания о своем визите красную гору Айрес-Рок, которую аборигены называют Улуру и никогда не поднимаются на ее вершину, опасаясь накликать гнев богов. Для земных ученых до сих пор остается загадкой происхождение этого монолита, хотя аборигены много раз говорили им, что гору создали боги, опустившиеся с небес. Но ученые почему-то не верят…
Дети аборигенов, надо сказать, так же как и дети догонов, не оправдали ожиданий пришельцев и словно законсервировались на том уровне развития, на котором пребывало племя во время визита пришельцев с планеты 581-с. Научно-технический прогресс игнорировал эти народы, впрочем, так же, как и они его. Единственным достижением низкорослых и темнокожих жителей Зеленого континента был бумеранг, тонкости конструкции которого они, между прочим, узнали от своих прародителей. Дальше этого дело не пошло…
С тех давних времен жители 581-с так же, как и трончане, пристально наблюдали за Землей, сокрушаясь по поводу своего неразвитого потомства, которое, однако, жизнью было вполне довольно и почитало родителей как богов. О последнем, между прочим, земные папы-мамы и мечтать не смеют.
Кроме того, по мнению обитателей 581-с, именно на Земле можно было бы устроить колонии и жить там припеваючи. Конечно, вселяться в тела людей, по их мнению, было бы слишком глупо — кому охота добывать хлеб в поте лица, получать увечья на полях сражений или продолжать свой род тем странным, приятным поначалу и весьма болезненным впоследствии (для женских особей) способом, что принят у землян? Для внедрения следовало найти неких существ, которые могли бы жирно есть, сладко спать и при этом ничего не делать. Постепенно решили, что кандидатов лучше, чем кошки, не найти. Причем кошки породистые, а не те, что, отягощенные блохами и лишаем, добывают себе пропитание на помойках. И конечно же, инопланетные колонии следовало устраивать как можно дальше от потомков своих диких детишек, которые вряд ли потерпели бы рядом с собой жирных бездельников и, скорее всего, просто сожрали бы их, не подозревая, что закусывают теми, кто когда-то подарил им жизнь.