Степан. Повесть о сыне Неба и его друге Димке Михайлове
Шрифт:
Кружа и петляя, пронеслась свора машин по улицам Ленина, Маркса, Социалистической, Коммунистической, Революционной, вырвалась, как на простор, к площади перед центральным рынком и, завывая сиренами, грохоча автоматными очередями, время от времени теряя разбитых соратников, понеслась к широкому проспекту Октября. В районе сельскохозяйственного института спешно выстроились гаишные машины, перегораживая дорогу, владельцы которых от греха подальше попрятались на обочине, безнадежно выставив пукалки-пистолетики против воли небес. Но обошел их слева Степан: использовав, как трамплин один из автомобилей, пронесся он над ограждением «лукойловской» заправки, снес по пути две бензиновые колонки и в зареве пожара понесся дальше.
В
Казалось, здесь их не ждали. Две милицейские машины перегородили было мост над рекой Белой, но разлетелись в разные стороны от мощного удара. Одна из них, сломав ограждение, улетела на стоящий внизу резервуар с бензином, так что еще один факел стал указывать путь беглецов.
Казалось, их здесь не ждали, но то было не так. До выезда из города никто действительно не мешал друзьям, и они мчались на привычной им бешеной скорости, распугивая мирные авто, спешащие кто на работу, кто на дачу. Но, миновав последние затонские дома, все стало ясно. От последнего светофора и до последнего КПМ на протяжении метров наверное пятисот, вытянувшись по обе стороны дороги стоял мотострелковый батальон, призванный к ночному досмотру в город.
Их ждали: прятались солдаты за обочиной, за гусеницами транспортеров, прижимаясь щекой к автоматам; нервно шевелись пулеметные башни боевых машин пехоты, уточняя угол обстрела, чтобы ненароком не задеть своих; два легких танка по обе стороны дороги грозно направили стволы своих пушек на середину шоссе. Прохожие разбегались во все стороны от воя сирен, предупредительных выстрелов в воздух и громогласного в динамиках: «Граждане расходитесь. Оставаться опасно для жизни. Граждане расходитесь». Водители и пассажиры легковых и грузовых машин, также бросая все и вся, разбегались прочь; из-за углов всех домов поблизости торчали любопытные мальчишеские носы.
Их ждали. И было тихо-тихо, и небо стало темнеть посредине ясного дня, когда серая «волга», вся разбитая от бесчисленных ударов, подъехала к светофору. И тишина взорвалась: мерно застрочили станковые пулеметы, затюкали молоточками автоматы, недвижно застыли стволы танковых пушек, выжидая, когда машина войдет в выбранный им круг смерти.
«Вот и все», — обреченно подумал пришедший в себя после бесчисленных виражей и столкновений Димка. Он закрыл глаза, прощаясь с жизнью, но жизнь почему-то продолжалась, машина ехала, и зажужжали вокруг невесть откуда взявшиеся пчелы. Тогда он открыл глаза и увидел серую пелену, окутавшую автомобиль, и черные осы-пули, что влетали в эту пелену с противным жужжанием и с тихим шелестом, как горох, опадали на дорогу. Словно во сне вдруг раздались стволы танковых пушек, мимо которых мчалась машина, так что напомнили их дула Димке пионерские горны, и не грозное «бах», а громкое «чмок» раздалось, когда выползли из них, словно из последних сил червяки-снаряды и шлепнулись невдалеке на землю.
И вдруг что-то случилось. Не успев обнаружить себя, снова спряталась радость в Димкином сердце, повеяло холодом, стало страшно. Светлеть стало небо над головой, бледнеть серый покров, что укутывал машину, и в первый и последний раз в своей жизни увидел Димка растерянность на лице могучего Степана, когда обернул он к ним назад искаженное яростью лицо и закричал: «Мои силы кончаются. Ложитесь, ради бога ложитесь. Я не смогу защитить вас». Не церемонясь, швырнул Димку Кудрявцев к себе под ноги, сам навалился на него, и услышал мальчик, как затокали пули, пронзая насквозь металл машины, как дернулось несколько раз мужское тело над ним, и заревел безнадежным воем, словно смертельно раненый зверь, Степан. А еще немного времени спустя все стало тихо.
Преследователи отстали. Солдаты сделали свое дело, постреляли напоследок и на том успокоились; ряды милиции и контрразведки поредели настолько, что и мысли у них не было о погоне. Заехав в ближайший лес, выскочил из машины Степан, распахнул заднюю дверцу, бережно вынес тело Кудрявцева, опустил на траву, прижал его голову к груди.
— Юрий, друг мой. Прости меня. Я сделал все, что мог. Юрий, друг мой, — и гладил при этом безвольные волосы Кудрявцева, и покачивался скорбно над ним. — Я не умею возвращать жизнь, Юрий. Прости меня, мне это не дано. Юрий, Юрий…
Дрогнули закрытые веки Кудрявцева, открылись глаза, еле заметно шевельнулись уголки губ: «Помоги им» — раздались последние слова, и Юрий Александрович скончался.
Закачался гигант с закрытыми глазами, стон раздался из глубины его тела.
— Они ответят. Они за все ответят, — глухо, как песня, прозвучали его слова. — Не будет им ни веры, ни пощады.
И продолжался стон.
Припав плечом к колесу машины, сидел на траве Димка, усталый до невозможности. Он то поднимал голову и смотрел на Степана с мертвым Кудрявцевым на руках, то бессильно опускал ее. Мир рухнул на его глазах. Только вчера он был обыкновенным мальчишкой, учился в школе, помогал матери, заботился о бабушке, вел обыкновенную мальчишескую жизнь с ее шалостями, заботами, обязанностями. В этот последний день его держали в застенках и бандиты, и власть; одни у него отрубили палец, а другие выкрали посреди ночи, разбив окна и двери дома, и вкалывали сыворотку правды, чтобы он выдал людей, спасших его и сестру от неминуемой гибели. Перед его глазами сверкали ножи, шприцы и свистели пули. И один из тех, кто спас его и Катю, жизнью своей заплатил за свою доброту и лежал сейчас перед ним бездыханным человеческим телом. Весь мир ополчился на его семью и двух его нечаянных друзей. Ополчился за то, что они встали против зла. Не позволили этому злу торжествовать, не подставили покорно свои шеи. Чудо позволило им продержаться до сих пор, но и чудо оказалось небеспредельным. И что же тогда будет завтра? С ним, со Степаном, с мамой, с Катькой и бабушкой?
Прочитал его мысли Степан. Повернул к нему голову: «Держись Спиноза. Я тебя не оставлю. Мы что-нибудь придумаем. Мне бы только собраться с силами. Они проклянут день, когда они родились. Мне бы только собраться с силами». И продолжал раскачиваться с Кудрявцевым на руках.
Долго ли, коротко ли они так сидели. Поднималось солнце над лесом. Свиристели птицы, жужжали пчелы и оводы, то появлялись, то исчезали звуки от проходящей невдалеке за деревьями дороги — голоса людей, шум проезжающих машин. Случайный прохожий заглянул в лес по нужде и остолбенел, увидев их. Но взглянул в его сторону Степан, и пошел тот прочь с затуманенным взором, придерживая расстегнутые штаны, забыв, зачем заходил в кустики.
Наконец положил Степан Кудрявцева на землю, повернулся к Диме. «Я действительно ничего не мог сделать. Надо было спасаться и бежать. А Юрий умер. Пули достали его. И я не умею возвращать жизнь».
— Ему надо закрыть глаза. И сложить руки на груди, — медленно, заторможено произнес Дима.
— Верно. Я узнал, — ответил Степан после минутного молчания. Он провел широкой ладонью по лицу Кудрявцева, и глаза того закрылись, сложил руки ему на груди и продолжал сидеть перед ним на коленях.