Степень вины
Шрифт:
Пэйджит увидел улыбку на лице Карло. Взглянув на него, Мария мягко закончила:
– Вот и все, что я должна была сказать.
Толпа расступилась перед ней, она, не оглянувшись, села в лимузин.
Услышав звонок в дверь, Пэйджит знал, что это она.
– Карло готов? – спросила она.
– Почти. Он, наверное, в душе. – Пэйджит задумался на мгновение. – Ты не зайдешь?
– Ты занят?
Пэйджит отрицательно покачал головой.
Они прошли в библиотеку.
Какое-то время Мария рассматривала пальму.
– Карло
Пэйджит пожал плечами:
– Я все ждал, пока он поступит в университет.
Она обернулась, разглядывая его лицо.
– Ты собираешься сказать ему? – спросила она.
– Нет. Не собираюсь.
Она помолчала.
– Почему?
Пэйджит смотрел мимо нее.
– Потому что мы слишком много времени прожили, считая себя отцом и сыном. И мы стали ими.
Было ощущение, что ее тело мгновенно расслабилось.
– Не знаю, что тебе сказать, Крис.
– И не пытайся. Все, что ты могла сказать, есть на той кассете. Я знаю гораздо больше того, что ты могла когда-либо сказать мне. И хорошего, и плохого.
Она опустила глаза.
– А как будет у меня с Карло? Я хотела видеться с ним.
– Встретишься с ним и поговорите. Решайте это между собой. Мы с тобой в расчете, Мария. Отныне и навсегда.
Мария медленно кивнула.
Они молчали, когда Карло спустился сверху. Он улыбнулся обоим и был счастлив так, как не был счастлив уже давно – с тех пор, как Мария убила Марка Ренсома. А может быть, подумал Пэйджит, как никогда прежде не был счастлив – мать и отец любили его, и у них не было зла друг на друга.
– Ты очень статный, – отметила Мария. – И держишься совсем как Крис.
– Тут уж ничего не поделаешь, – засмеялся Карло. – А мои друзья говорят, что я похож на тебя.
– Да, и очень, – подтвердил Пэйджит.
Мария рассмеялась.
– Пойдем пообедаем? – спросила она сына.
– Конечно.
Они направились к двери. Пэйджит следовал за ними. Мария нежно смотрела на Карло. Остановилась в прихожей, как будто захваченная внезапной мыслью.
– Можно я минуту переговорю с Крисом? – обратилась она к Карло.
– Конечно.
Мальчик пошел к лимузину. Мария смотрела ему вслед, потом повернулась к Пэйджиту.
– Да? – спросил он.
Мгновение она размышляла.
– Ты помнишь – на кассете это есть – я говорила Стайнгардту, что сделаю аборт, если ты не выручишь меня?
– Конечно.
– Это была правда. – Она снова помолчала, потом тихо добавила: – Так что, когда смотришь на Карло и думаешь о том, что в нем нет ничего от тебя, вспоминай об этом.
Позже, вечером, Пэйджит решил сжечь кассеты.
Принес их в библиотеку. Потом положил в камин дров, поджег лучину. Время у него было; Карло и Мария собирались
Непонятно почему он начал с кассеты Линдси Колдуэлл… Завтра, возможно, через Терри, он сообщит актрисе, что отныне ее секреты принадлежат только ей: она сама будет решать, как распоряжаться ими, как Пэйджит распорядится сейчас своими. Он достал первую кассету Марии.
Помедлил, глядя на огонь. Сколько раз, подумал он, они вместе с Карло сидели вот так же, наблюдая за загадочной пляской языков пламени. Потом начал сматывать пленку с катушки.
Когда открылась входная дверь, он замер.
Это был Карло.
Услышав, что сын идет в библиотеку, привлеченный светом и потрескиванием горящих дров, Пэйджит непроизвольно схватился за вторую кассету, где Мария говорила, что Карло не его сын.
Мальчик стоял в дверях:
– Что ты делаешь?
Пэйджит знал, что теперь уже ничего не может сказать, кроме правды:
– Сжигаю кассету. Кроме этой, есть еще одна.
– Та, что о моей маме?
– Нет, – ответил Пэйджит. – Обо мне и твоей маме.
Карло задумался на мгновение:
– А разве можно это делать?
– Это больше не вещественное доказательство, Карло. Это теперь лишь источник душевных страданий. И я волен делать с этим все, что захочу.
Карло не отрываясь смотрел на него.
– А можно мне послушать? Я ведь твой сын, в конце концов.
– Да, ты мой сын, Карло. Но ты уже взрослый. И значит, должен понимать, что у родителей до твоего рождения была своп жизнь, в которой они делали ошибки. – Пэйджит помолчал. – Вчера ты просил меня помочь твоей матери. А сегодня я прошу тебя помочь нам обоим. Мы живем настоящим, прошлое лучше оставить прошлому.
Карло смотрел ему в глаза. Странно, подумал Пэйджит, стоять вот так перед ним, держа в руках секрет его рождения, и просить, как об одолжении, разрешения сохранить в тайне то, от чего зависит мир в душе этого мальчика. Нельзя же сказать ему: твое счастье зависит от того, способен ли ты проявить сострадание к родителям.
– Мне всегда будет интересно знать… – сказал Карло.
– Постарайся не думать об этом. Для тебя важно только то, что мы для тебя сейчас. Все остальное не имеет значения. Пока, конечно, ты этому остальному не придаешь значения.
У Карло был задумчивый вид.
– А что бы ты сделал, папа? На моем месте.
Пэйджит молча смотрел на вторую кассету. Потом неожиданно бросил ее Карло. Ему вспомнился вдруг тот первый день в Бостоне, когда он бросил этому мальчику красный резиновый мячик. Но на этот раз Карло поймал то, что летело к нему.
– Я помог бы сжечь это, – ответил Пэйджит.
Карло посмотрел на него, потом – на кассету в своей руке.
– А долго ты уже первую разматываешь? У тебя никогда особой сноровки не было.